Зачистка «Железного треугольника» заняла у нас меньше трех дней, и поэтому нам приказали двигаться дальше на юг, чтобы осмотреть подобную систему вáди возле иракского города Ар-Рутбах, расположенного на шоссе, проходившем мимо «Виктора Два» и дальше на восток до Багдада, и лежавшего чуть южнее новой автомагистрали. Чтобы выйти в новый район операций, нам нужно было направиться на восток от временной базы, которую мы использовали в течение последних трех ночей, затем повернуть на юг, чтобы пересечь автостраду по тому же мосту, что и ранее, а затем двинуться дальше, чтобы организовать новую базу. Оттуда мы смогли бы осмотреть систему вади к западу от нас, вплоть до самого Ар-Рутбаха на северо-западе.
Я снова назначил «Серьезного» ответственным за переход через шоссе, напомнив ему, что если нас обнаружат на подходе, то мост станет идеальным местом для засады, когда мы будем выбираться из «Треугольника». Его рекогносцировка, казалось, длилась вечность, но когда в конце концов мы пересекли мост, я был уверен, что в радиусе пяти километров не осталось ни одной пустынной крысы, которую бы не заметил «Серьезный».
Как только мы благополучно пересекли автостраду, я сообщил в разведотдел о возможном ракетном объекте, который мы заметили на дальнем конце «Железного треугольника», предоставив штабу коалиционных сил решать вопрос о том, стоит ли союзным ВВС нанести туда визит. Я также высказал свое мнение, что мост, который мы только что пересекли, является еще одним объектом, достойным внимания нашей ударной авиации. Мои предложения, как мне сказали, были приняты к сведению.
Прошло уже целых две недели с момента нашей атаки на станцию наведения, и я обнаружил, что, как и большинство людей, просто жажду каких-то действий. Было трудно поверить, что передвижение на сотни километров в тылу врага может быть настолько унылым. Скука усиливалась тем, что наш новый район действий представлял собой почти сплошную равнину, с едва различимыми сухими руслами и небольшим количеством других природных или искусственных местных предметов. Из часа в час патрулирование на машинах, постоянное наблюдение за местонахождением или передвижениями противника, изматывало всех нас, а отсутствие каких-либо событий только усугубляло скуку. Однако на исходе первого дня мы наткнулись на искусственную насыпь, и я решил проверить теорию, которую вынашивал в голове уже несколько недель. Остановив колонну, я попросил ребят достать лопаты, указал на песчаный склон, возвышавшийся над нами, и приступить к работе. Они, наверное, подумали, что я сошел с ума, решив прорыть насыпь — высотой около четырех метров — тогда как мы могли бы легко объехать ее и вернуться обратно по другой стороне, чтобы выйти на следующий участок нашего маршрута. Тем не менее, это внесло хоть какое-то разнообразие в монотонную проверку сухих русел, и они с готовностью принялись за дело.
Потребовалось всего тридцать минут, чтобы прорыть в насыпи достаточно широкий проход, через который могли бы проехать машины. Моя теория подтвердилась: это был тот же самый патруль, который на протяжении пяти дней пытался — и безуспешно! — преодолеть подобный вал на границе с Ираком.
В тот вечер, 23-го февраля, я получил по радио новый приказ для патруля. Мы должны были направиться на юг к границе с Саудовской Аравией и вернуться в Аль-Джуф для того, что в армии называется «отдых и восстановление». Когда я передал эту новость, у всех на лицах появились улыбки, — и не столько потому, что мы возвращались в безопасный район, сколько потому, что это путешествие должно было развеять скуку прошедшей недели. Если бы в течение этой недели мы участвовали в полномасштабной перестрелке с противником, то думаю, отходили бы мы с бóльшей неохотой.
Из сообщений Всемирной службы Би-би-си мы знали, что в тот день началось основное сухопутное наступление сил коалиции против иракских войск в Кувейте. Затем, поздно вечером, в более свежих новостных сводках указывалось на то, что война может закончиться гораздо раньше, чем прогнозировали штаб союзников или средства массовой информации. И правда, некоторые комментаторы говорили о том, что война закончится через несколько часов или, в худшем случае, не более чем через несколько дней. Нам, сидящим у радиоприемника на стоянке в сотне миль в глубине Ирака, было трудно смириться с мыслью о том, что война может закончиться раньше, чем мы достигнем Саудовской Аравии.