По итогу он отправил ее в рентгеновское отделение, и через час она вернулась, сжимая в руках снимки. Наш приятель посмотрел на них и заметил:
— Разве это шея, голубушка? Это же просто мешок с костями. — И заявил, что для облегчения ее боли, он собирается сделать ей вытяжку. Однако старушка все еще не сдавалась.
— А как же мое плечо? — раздраженно спросила она, по-прежнему не веря. И вновь он сказал ей, что проблема в шее. Когда бедная старушка уходила, она крикнула:
— Попробовал бы ты спать с моим плечом!
Дверь с грохотом захлопнулась за ней. Мы посмотрели на консультанта-ортопеда. Он ухмылялся.
— Ну ты и засранец! — произнес я.
На что он, все еще ухмыляясь, ответил:
— Вы должны обращаться с ними твердо.
Если не обращать внимания на такие моменты, медицинский курс оказался увлекательным. Бóльшую часть времени я проводил в реанимационном отделении, наблюдал за операциями в операционной, делал вскрытия — простые патологии — и провел некоторое время в палатах. Мои знания росли, и бóльшая их часть осталась со мной, так что я даже знаю, как ампутировать ногу. Но должен сказать, что я бы ни одному товарищу из САС не позволил бы отрубить мне ногу. Предпочел бы рискнуть гангреной…
Когда летом 1977 года я с другим сотрудником САС отправился на курсы повышения квалификации в другой госпиталь, на этот раз на северо-западе, главный врач-консультант не разрешил нам надеть белые халаты, сказав, что вместо них мы должны носить зеленые халаты — такие же, как у больничных санитаров. Будучи слегка раздосадованными этим, мы позвонили начальнику медицинской службы в Херефорде и пожаловались на такое распоряжение, но он сказал нам не раскачивать лодку и согласиться с решением врача, поскольку с тем конкретным госпиталем было трудно договориться принять наших людей на обучение. В результате, хотя медперсонал и знал, кто мы такие и что мы там делаем, многие называли нас санитарами, что очень забавляло медсестер.
Однажды теплым днем — погода здесь оказалась намного лучше, чем я помнил по прежним временам, проведенным в том городе, — в приемный покой поступил мужчина, который упал и порезал колено. Подмигнув нам, дежурная медсестра сказала, что теперь наша очередь заниматься пациентом. Когда мы вошли туда в своих зеленых халатах, парень лежал на кровати в отгороженной занавеской кабинке. Медсестра повернулась к моему напарнику и спросила:
— Ты много раз накладывал швы, Колин?
Колин, обладавший настолько густым ланкаширским акцентом, что из него можно было бы делать вату, покачал головой и признался:
— Ну, разве что на кусках резины и апельсинах.
В этот момент парень с поврежденным коленом подорвался с кровати и закричал:
— Я не апельсин! Не трогайте меня!
Через два дня в приемный покой поступил столяр, проткнувший себе ладонь деревянной стамеской. Теперь настала моя очередь играть в доктора, и я вошел в его палату вместе с медсестрой-студенткой, потрясающей блондинкой по имени Энн. Мы начали выполнять процедуру «неприкосновенности»[47]. Вымыв руки, и положив пакет с медицинскими средствами на бок, мы открыли его пластиковыми щипцами и после этого ни к чему не прикасались голыми руками.
Я осмотрел рану мужчины, ощупывая его руку руками в перчатках, на что он сказал:
— Все в порядке, док?
Я пробормотал в ответ:
— Да, спасибо, все в порядке.
На самом же деле, я так нервничал, что у меня тряслись руки. Выбирая шов для зашивания разреза, я оставил его слишком коротким и протянул нить прямо через рану, проделав в общей сложности это пять раз. Когда пациент спросил, сколько швов ему уже наложили, я ответил:
— Ни одного.
— Забавно, — сказал он. — Я несколько раз почувствовал, как проходила игла, когда все было готово.
В конце концов, после дюжины попыток, мне удалось наложить три шва на ладонь парня, что, казалось, сделало свое дело. Энн стояла позади него и с глупым видом смеялась над моими усилиями. По итогу, мне удалось сделать ему противостолбнячный укол, перевязать его и отправить в обратный путь.
В следующую субботу вечером мы с Колином сорвались с работы в больнице около девяти часов вечера, чтобы пойти в ночной клуб. Отправляясь в заведение под названием «Менестрель», мы оба были уверены, что там никто нас не узнает, и оказались правы — пока вдруг кто-то не крикнул из бара:
— Все в порядке, док?
Это был тот столяр из приемного покоя. Он стоял там и махал мне забинтованной рукой, потом купил мне пинту пива и рассказал всем девушкам, которые были рядом с ним, как я зашивал его рану и перевязывал руку. Несколько смущенный и слегка обеспокоенный тем, что мой благодарный пациент может узнать, что я весьма далек от того, чтобы быть врачом или даже квалифицированным парамедиком, я пробормотал что-то о том, что делал так много всего, что уже и забыл. Смеясь, столяр рассказал, что когда он рассказал своей сестре, местной медсестре, как его руку зашивал врач в зеленом халате, она ответила: «Не будь дураком. Зеленые халаты носят только санитары». Тогда он подумал, что ее замечание было смешным, так что если он прочтет эти строки, то будет знать, что его сестра оказалась почти во всем права.