Сейчас я жалею, что они сразу же приступили к работе, потому что всего через десять минут после их прибытия мы подверглись ракетному обстрелу. Первая ракета ушла далеко влево и безвредно взорвалась на камнях в паре сотен метров от нас, но вторая оказалась гораздо точнее. Ракеты «Катюши» советского производства летят не очень быстро и издают громкий свистящий звук, что дает вам около двух секунд на то, чтобы решить, что делать, а затем выполнить это. Вы можете либо спрятаться в укрытии, либо бежать в любом направлении.
Мы вчетвером, из работавшей группы, находились примерно в пяти метрах от сангара, далеко от какого-либо укрытия, чтобы мы могли своевременно до него добраться. Но за эти несколько предостерегающих секунд я понял, что ракета летит в сторону нашего бункера. Пара внутри него находилась в наибольшей опасности.
Я закричал:
— Воздух!!! — но, думаю, они уже почувствовали опасность. Ян побежал в сторону ближайшей к нам стороны сангара, а Джинджи прыгнул в противоположную сторону, дальше в бункер — и, как оказалось, прямо в сторону ракеты. Он просто выбрал неправильный путь. Это было чистое невезение.
Ракета, казалось, подхватила его и швырнула в заднюю стену сангара. Затем она взорвалась, хотя может быть к тому времени, к счастью, он уже был мертв от удара. Когда мы рванули вперед, поначалу показалось, что Ян тоже погиб. Но кровь принадлежала только Джинджи. Ян был сбит с ног взрывом, но его только оглушило.
Это стало почти повторением инцидента с Крисом за два дня до этого. Всего за сорок восемь часов я увидел, как двое моих товарищей умерли самой ужасной смертью, какую только можно себе представить — хотя, по крайней мере, они были милосердно быстрыми — и еще один получил ужасные ранения, а на мне не было ни царапины.
Я не суеверный и не особо религиозный человек, но пока ждал вертолета, который должен был забрать останки Джинджи и отвезти Яна, находившегося в глубоком шоке, в полевой госпиталь, я извлек четки из левого верхнего кармана своей формы, где они всегда хранились, и пробормотал пару благодарственных молитв «Аве, Мария».
Четки мне дала пожилая женщина, чей отец носил их во время Первой мировой войны, а муж — во время Второй. Она подарила их мне в 1970 году со словами: «Возьми их, дорогой. С ними мой отец и мой муж благополучно прошли через две мировые войны. Дай им возможность сделать то же самое и для тебя». Не могу вспомнить ее имя, — если только я вообще его знал, — но с тех пор я всегда носил их с собой. Они были со мной во всех кампаниях, в которых я участвовал, и я никогда никуда не хожу без них. В тот день в 1982 году, когда мы отправлялись на Фолкленды, я не смог их найти и очень волновался. Потом я вспомнил, что оставил их в своей сумке в сквош-клубе, и вернулся за ними. Помогли ли они мне? Ну, не знаю, суеверие ли это или истинная вера, но я все еще жив. И знаю, что, держа их в руках в тот момент после гибели Джинджи, я чувствовал себя в определенной степени комфортно.
Боец был убит с такой жестокостью, что нашей немедленной реакцией было неистовое желание схватить оружие, броситься в предгорья и попытаться отомстить за наших друзей. Но это была местность повстанцев. Я не знал, где они прячутся, и даже как они выглядят. Мы также не могли послать вертолеты, чтобы обнаружить их, потому что адý могли сбить их из ПЗРК или стрелкового оружия. Это был урок, который Советы начали усваивать в мятежном районе Радфан в Йемене, где они потеряли несколько вертолетов, а позже они понесут еще более тяжелые потери в Афганистане. Все, что мы могли сделать, это терпеливо ждать крупного натиска. Тогда, как мы надеялись, наступит время мести. А пока нужно было работать и закончить сангар.
Однако мы не могли уйти от реальности, поскольку наши потери в этой командировке уже начали расти. На предыдущей неделе в Дефе был убит еще один военнослужащий эскадрона «D», тогда как в двух предыдущих походах в Оман мы не понесли безвозвратных потерь и имели лишь несколько незначительных ранений. Теперь же, в течение одной недели, три человека были мертвы и лежали в морге, ожидая своего последнего пути домой. Я немного поразмышлял о том, какой будет реакция общественности, когда на авиабазу Лайнэм начнут прибывать мешки с телами. Затем я вспомнил: мы были САС, и о нас в СМИ никогда ничего не сообщалось. Никто, кроме нас, никогда не узнает о мешках для трупов — только мы и ближайшие родственники погибших. Никто также не собирался сообщать родственникам, где погибли их близкие.