У себя дома в Буэнос-Айресе, капитан Астис был известен как «Аргентинский мясник», прозванный так за участие в зверствах против предполагаемых диссидентов во время военной диктатуры; в нескольких европейских странах он находился в розыске в связи с исчезновением в Аргентине нескольких граждан этих стран несколькими годами ранее. В свете его неповиновения и в связи с тем, что его войска были весьма многочисленными, кэптен Янг предъявил Астису ультиматум: если он вместе с гарнизоном в Лейте не сдастся к девяти часам утра следующего дня, то будет отдан приказ принудить их к сдаче, используя при необходимости все возможные силы и средства.
По меркам Южной Георгии ночь была довольно мягкой, поэтому мы с командиром роты установили на небольшом пляже двухместную палатку. Вдруг послышался звук, похожий на пение людей, но не в такт. Мы не могли поверить своим глазам, — к нам по склону холма приближалась толпа поющих мужчин с горящими факелами из тряпок, пропитанных смолой, привязанных к кускам дерева. Они создавали огромный шум, и мы с подозрением наблюдали за их приближением, держа оружие наготове. Когда люди подошли чуть ближе, мы поняли, что это были аргентинские сборщики металлолома, которых высадили на берег для сбора старого китобойного имущества, что и привело к возникновению кризиса.
Оказалось, что в условиях неминуемой угрозы обстрела из морских орудий и общей пехотной атаки капитан Астис приказал гражданским лицам убираться восвояси, велев им нести факелы и шуметь, чтобы британцы поняли, что это не солдаты, подкрадывающиеся к ним.
Выдвинувшись вперед, я насчитал в общей сложности тридцать девять человек. Выглядели они неряшливо и явно были растеряны и напуганы. Поскольку на «нашем» пляже укрыться им было негде, я сказал им идти в обход залива в Стромнесс и ждать там в бывшей столовой заброшенной китобойной станции, добавив при этом, что следующим утром их заберут и отвезут на британское судно. Услышав мои последние слова, обращенные к ним: «Не волнуйтесь, там никого нет, и вы будете в полной безопасности», — они почувствовали огромное облегчение и, уходя в темноту, крикнули: «Muchas gracias»[70].
Мы ждали в нашей палатке на пляже. Примерно через час после того, как нас покинули сборщики металлолома, раздались звуки выстрелов, и небо над Стромнессом осветили трассирующие пули. Трассеры летали повсюду. Что, черт возьми, происходит?
Вскоре после этого в бухту вошел фрегат «Плимут» и спустил шлюпку, которая доставила на берег остальную часть нашей роты. Когда мы приветствовали их, Боб, ротный сержант, спросил меня:
— Где Терри?
— Какой Терри? — спросил я в ответ, добавив, что понятия не имею, о ком он говорит. Он назвал мне фамилию этого человека и сказал, что несколько часов назад он высадился на берег с патрулем с палубного вертолета фрегата «Плимут». Этого Терри, который был капралом, я не видел, но вдруг понял, из-за чего была вся эта стрельба. Он и его патруль стреляли по аргентинским рабочим — гражданским лицам, которым я обещал, что они будут в безопасности. Бедные работяги, и без того напуганные и растерянные, должно быть, недоумевали, что это за солдаты, которые стреляют по невинным мирным гражданским лицам.
Достаточно неплохо владея испанским языком, на следующее утро я вместе с командиром лодочной роты отправился на встречу с капитаном Астисом. Он обдумал британский ультиматум и, очевидно, не захотел подвергать себя обстрелу с моря и атаке британских солдат и морских пехотинцев. В результате он и оставшиеся в Лейте аргентинцы согласились на условия капитуляции.
Облаченный в полную военно-морскую форму, Астис держал себя высокомерно, глядя на нас надменно и пренебрежительно из-под козырька своей фуражки так, словно мы были куском говна. Он отказался признавать командира роты, капитана САС, просто заявив, что пришел сдаться сам и сдать своих людей. Оставалось десять минут до истечения срока ультиматума и открытия огня.
Я подготовил для него небольшую речь на испанском языке, которую собрал из своего разговорника. Я собирался сказать: «Para usted, mi amigo, la guerra se un sobre», — однако, как оказалось, Астис прекрасно говорил по-английски, так что у меня не было возможности продемонстрировать свои языковые навыки. По-прежнему ведя себя так, будто это он принимает нашу капитуляцию, его доставили на борт «Энтрима», чтобы он подписал официальный документ о сдаче в плен. Позже он был репатриирован в Аргентину, причем ни британцы, ни представители стран, чьи граждане исчезли после того, как якобы попали в его руки, его не допрашивали. Что касается меня, то и хорошо, что мне не пришлось испытывать свои лингвистические способности, так как оказалось, что предложение, которое я подготовил на своем ограниченном испанском, означало: «Для тебя, мой друг, война в конверте». Когда я по глупости рассказал о своем неправильном переводе своим друзьям из мобильной роты, они безжалостно меня выдрали.