— Требуется положительное опознание, старший следователь. Это Д-1150?
Пиао не может отвести глаз от лба трупа. Симметрия, размер, аккуратность дырки захватывают его.
— Какой калибр пули?
— Не знаю… ещё рано говорить. Одну мы вытащили из трупа. Несколько нашли на месте. В лабораторию их отправили только утром.
— Это 7,65 мм, да? Модель 64. Бесфланцевая, специальная…
— Следователь, я же сказал, ещё рано…
— …слишком рано для вашего опытного взгляда, а, доктор?
Пиао хватает Шаниня за руку, прижимает её к стене, разжимает пальцы и водит по мозоли от спускового крючка; ороговевшая кожа, жёлтая от никотина, сидит на пальце, как засохшее волокно апельсина.
— …слишком рано для члена Партии, который свободное время проводит в тирах и на полигонах?
Казах выдирает руку, потная ладонь оставляет след на стальной обивке стены.
— 7,65мм. Да, это патроны 7,65мм, модель 64, ты же, сука, сам всё знаешь. Стандартный боеприпас сбшников…
Пиао толкает ящик, тот на салазках залетает в стену. Следователь идёт на выход.
— …я ещё к тебе загляну, товарищ доктор, ты уж жди. Если, конечно, тебя тоже не зашлют на саббатикал.
Старший следователь распахивает дверь. Вдруг, ни с того ни с сего, нападает желание бежать и не останавливаться… по улицам, как в детстве. Тротуарный бег с препятствиями. Убежать от боли.
Д-1150. Его звали Яобань, товарищ доктор. Пань Яобань.
Дверь закрывается. Он бежит.
Хуандун, больница № 1 — Сучжоу Бэйлу.
— Мы ушли через четыре часа после вас, Босс. Нас не могли видеть, темень стояла вообще. На дороге творился пиздец, мы видели, как эти ублюдки в седане уезжают за тобой.
Комната залита белым светом. Глубокие тени… словно вырезанные ножницами. В крошечном помещении доминирует стальная кровать.
— Ехать было два часа. Мы как раз выехали из Туньси. Дорогу я знаю. Как-то раз я поднимался «на спине карпа» на верхушку Тяньду. Знаете, её называют «Столицей Небес»? Тогда я был худым. Бога так и не увидел… он, надо думать, тоже меня ни хуя не видел.
Ботинки, в них укоренились крепкие ноги медсестры… проходящей по коридору мимо комнаты.
— Я остановил машину на полдороге вниз, между поворотами. Надо было отлить, я чуть в штаны не напустил. Сделал шаг с насыпи, как раз начинался дождь. Помню капли на лице. Я вытащил хуй и начал отливать. Тут мимо нашей машины пролетели фары, вниз по холму. Другая машина, седан Шанхай, мне кажется, с выключенным двигателем. Не было никаких звуков, кроме выстрелов. Выстрелы с глушителем, как будто кто чихает, много раз подряд; и я ссу себе в ботинки.
Солёные капли затекают в вену. Бесцветная жидкость течёт по бесцветной трубке.
— Не знаю, сколько раз стреляли. Дождь пошёл сильнее, звуки выстрелов утонули в нём. Может, двадцать, двадцать пять. Я побежал на дорогу, с хуём, торчащим из ширинки, по штанам растекалась тёплая моча. Пистолет я держал в руке, но стрелять было уже не в кого, только темнота и тишина. Я видел под нами Туньси, там ходили люди… но мне казалось, что я остался единственным человеком в мире.
Пластмасса иглы-бабочки цветком растёт из кожи. Прилепленный пластырем, её стальной корень вонзается в вену, колет, как лицо, которое узнаёшь… а имени не помнишь.
— Когда я подбежал к нему, он уже был мёртв, я понимал… но всё равно говорил с ним. Держал его. Чувствовал, одежда пропитывается его кровью, как штаны мочой. Меня очень злило, что они смешиваются… его кровь, моя моча. Ему же, пиздец, было-то всего двадцать два года, а я держал его голову, будто склеиваю куклу. И всё время думал о том, как я буду рассказывать обо всём этом матери.
Мужик, такой большой, когда стоит, и такой маленький в складках кровати. Кажется таким хрупким в тисках накрахмаленных простыней и медицинских ритуалов. Слёзы делят лицо на три части… кажется, будто они его смоют.
Яобань протягивает руку, к которой присосалась капельница. Они касаются пальцами… плоть к плоти.
— Босс, когда найдёте этих мудаков, оставьте их мне. Они убили моего брата. Пиздюки. Убили моего младшего брата.
Когда он выходит из больницы, его бьёт озноб. Горечь выстудила душу. Пиао тянется застегнуть воротник кителя. Пуговицы нет. Кто теперь пришьёт ему новую?
Глава 12
Будто выдернули раскрошившийся зуб — в Кун ань чупоявилась большой чёрный провал… почти на весь второй этаж. Компьютерный центр… а теперь выпотрошенная дыра. Разделанные магистрали, вскрытые короба, хвосты проводов, истекающие медью. И у каждой свирепо расковырянной стены стоят один к одному серые ящики… мятое, гнутое железо. Каждый ящик блюёт на пол жирным потёком проводов. Зияющие внутренности вакуумных трубок. На полу вокруг старенького мейнфрейма… крошево битого стекла. Ошмётки нитяных проволочек. А в единственное окно льётся свет, такой тусклый, что, не сверкая на осколках, умирает под ногами у старшего следователя.
В центре неузнаваемо изменившегося помещения в озере света стоит остров тёмно-серых компьютеров… местами даже не вынутых из пенопласта. Толстый пук проводов змеится из скопления мониторов и клавиатур. Один шнур уходит в дырку, продолбленную в бетонном полу. Другой — к двухметровому часовому из серой рельефной стали. На хромированной панели перемигиваются красные огоньки. Белыми линиями сверкает логотип… IBM.За компьютерами сидит один-единственный человек, на лице которого вольготно расселись очки. Чем ближе подходит Пиао, тем явственнее он чувствует запах. Запах толстого кошелька, забитого чёрным налом юаней. Запах горячего тела под чистым хлопком одежды… и сосредоточенного дыхания. Дыхания частого, несвежего… почти задушенного.
— Приветствую тебя в моём новом королевстве, Сунь Пиао.
Жэньтан, известный всему Кун ань чу как «Волшебник», медленно поворачивается в крутящемся кресле. Теперь его видно. Бледный. Некрасивый. На волшебника ни капельки не похож… обычный парень. Парень, очень, очень крепко разбирающийся в компьютерах. Пиао закуривает «Панда Бренд» и через клубы дыма смотрит вокруг.
— Старый мейнфрейм разобрали с месяц тому. Это был компьютер первого поколения… американский, «Сперри Рэнд». Он весил больше тридцати тонн, а по мощности едва дотягивал до современной персоналки ценой в пять сотен долларов…
Он смеётся. В смехе его слышится бодрость куриной тушки. И пальцы ни на минуту не прекращают танцевать по клавиатуре. Монитор кидает отблеск на очки.
— …и всё равно он не работал. Последние лет пятнадцать мы больше полагаемся на запросы в бумажные архивы. Город с современным преступным миром и подвалом, где стоят древние картотеки…
Он кивает на стража из серой стали.
— …а теперь у нас прописался американский красавец. IBM S/390, параллельный сервер предприятия третьего поколения. Весит 938 килограмм, занимает два квадратных метра. Может вывести на консоль за каждым столом, в каждом Пай чу сов городе карточку на любого преступника и диссидента в Республике, быстрее, чем ты успеешь сказать «картотека».
Он, не дыша, ласкает экран монитора. Радужные пиксели кровавым светом сверкают вокруг его обгрызенных ногтей.
— …прелестный, стройный американский красавец. Может сделать что угодно, всё, что мы попросим, и в штаны не навалит.
Пиао кидает бычок на холодный бетон, нога раскатывает его в блин. Предсмертный дымок поднимается из-под ботинка.
— Что угодно?
Жэньтан крутится в кресле, снимает очки, из-под которых появляются чёрные, ничего не выражающие глаза.