Сейер припарковался, вышел и запер машину. В заведении было темно, воздух – спертый, стены, мебель и весь инвентарь были пропитаны табачным дымом и потом, все это въелось в древесину и придавало пабу именно такой вид, который ценили клиенты. На стенах, оклеенных обоями под краску, действительно висело королевское оружие: старые мечи, мушкеты и ружья, даже старинный арбалет, по правде говоря, очень красивый. Сейер остановился у барной стойки, давая глазам привыкнуть к темноте. В конце зала он увидел двойную дверь‑вертушку. Она открылась, и на пороге показался невысокого росточка парень в белой поварской куртке и брюках с узором «пепита».
– Могу ли я видеть управляющего?
Сейер с удовольствием рассматривал парня. Ему понравился этот старомодный поварской костюм, он вообще любил все традиционное.
– Это я. Но мы ничего не покупаем.
– Полиция, – представился Сейер.
– Тогда дело другое. Сейчас, только морозильник закрою.
И он снова исчез. Сейер осмотрелся. В пабе было двенадцать столиков. Расставлены они были подковой, за каждым могло разместиться шесть человек. Сейчас тут не было ни души, пепельницы стояли чистые, а в подсвечниках отсутствовали свечи.
Повар, он же и управляющий, вышел из вращающейся двери и приветливо кивнул. Поварского колпака на его голове не было, но волосы были обильно смазаны жиром, или гелем, или каким‑то фиксатором, они были черные и блестящие и напоминали панцирь навозного жука. Лишь урагану было бы под силу поднять хоть один волосок, оторвать его и швырнуть, например, в суп. «Очень практично», – решил про себя Сейер.
– Вы здесь каждый вечер работаете? – Он уселся на табурет у стойки бара.
– Yes, sir, каждый божий вечер. Кроме понедельника, потому что тогда мы закрыты.
– Не очень‑то удачный распорядок работы у вас, мне кажется. И открыты вы каждую ночь до двух часов?
– Если у кого жена, дети, собака, машина и дом в городе‑то вы совершенно правы. Но у меня ничего этого нет. – Он широко улыбнулся. – Для меня это то, что надо. И потом, работа мне нравится, и ребята, что сюда ходят, тоже. Знаете, мы, как говорится, как одна большая семья.
Он обнял руками воздух, показывая, насколько они большая семья, и подпрыгнул, чтобы влезть на табурет.
– Отлично.
Сейер улыбнулся, разглядывая человечка в клетчатых брюках. Лет ему было где‑то между сорока и пятьюдесятью, белый китель сиял чистотой, ногти тоже.
– Вы ведь знаете парней из пивоварни, которые здесь ошиваются, правда?
– Ошивались. Сейчас они, по правде говоря, больше не приходят. Не совсем понимаю, почему. Примуса нет, наверное, в этом все и дело.
– Примуса?
Эгиля Эйнарссона. В компании его звали Primus Motor[12]. Он как бы всех их объединял. Вы ведь наверняка из‑за него пришли?
– Они что и правда его так называли?
Управляющий улыбнулся, выудил два арахисовых орешка из плошки и пододвинул ее к Сейеру. Орешки показались инспектору похожими на маленьких жирных гусениц, и он не стал их есть.
– Но компания ведь была большая?
– Всего человек десять‑двенадцать, но завсегдатаев было четыре‑пять, и вот они‑то сидели здесь почти каждый день. Честно говоря, в этих ребятах я был уверен, думал, что они‑то останутся. Не понимаю, что произошло. Знаю, конечно, что Примуса кто‑то зарезал. Но никак не могу понять, почему другие‑то не приходят! Весьма прискорбно. Эти парни, знаете, они давали неплохой доход. И им здесь нравилось. Хорошие ребята.
– Расскажите, а что они здесь делали, когда приходили? О чем говорили?
Собеседник инспектора откинул волосы назад, жест был, впрочем, совершенно бесполезный.
– Они постоянно играли в дартс. – Он показал на огромную мишень в глубине зала. – Даже соревнования проводили, и все такое. Болтали, смеялись, что‑то обсуждали. Пили и дурачились, короче, как большинство других парней. Здесь они могли расслабиться без жен. Это место для парней.
– А о чем они говорили?
– О машинах, о женщинах, про футбол еще. И о работе – если происходило что‑то особенное. И о женщинах – я сказал?
. – А случалось, что они ссорились?
– Ну да, но ничего серьезного. Я хочу сказать, расставались они всегда по‑дружески.
– А вы их знали по именам?
– Ну да, если считать Примуса, Педро и Графа именами. Я понятия не имел, как их звали на самом деле. Кроме Арвесена, самого молодого из них. Ника Арвесена.
– А кто такой Граф?
– Художник, график. Делал плакаты, рекламные материалы для пивоварни, кстати, очень неплохие. Я не знаю, как его на самом деле зовут.
– А мог ли кто‑то из них прирезать Эйнарссона?
– Нет, да что вы! Это наверняка сделал кто‑то чужой. Ведь они все были друзья.