Церковь была большая, торжественная, красно‑коричневая, она самоуверенно царила высоко над городом. Церковь эта ему никогда не нравилась; на его вкус, здание было слишком помпезным, но больше хоронить Элисе было негде. Надгробный камень был сделан из красного тулита, на нем была одна‑единственная надпись: Элисе. Довольно‑таки крупными буквами. Годы и даты он указывать не стал. Тогда она стала бы одной из многих, так ему казалось, а она была единственной. Он копнул землю пальцем, увидел первый ярко‑зеленый росток и обрадовался. Постоял немного, прищурившись: теперь у нее была хоть какая‑то компания. Наверняка кладбище – самое одинокое место в мире, подумалось ему вдруг, кладбище, на котором одни только надгробные камни.
– Как ты думаешь, Кольберг, каково тут лежать? Холодно, а?
Пес посмотрел на него черными глазами и навострил уши.
– Знаешь, сейчас и для собак есть кладбища. Раньше я считал, что это смешно, но теперь я так не думаю. Потому что сейчас у меня остался только ты.
Он погладил пса по большой голове и тяжело вздохнул.
И пошел назад к машине. Он прошел мимо могилы Дурбан, совершенно голой, если не считать веника сухого коричневого вереска. Его следовало бы убрать. Он быстро наклонился, собрал мусор и немного поскреб землю перед камнем, чтобы показалась темная влажная земля. Бросил вереск в компостную кучу возле колонки. Потом сел в машину и – его внезапно осенило – помчался в отдел.
***
Дежурил Скарре. Он был на месте. Сидел и читал какую‑то книгу в мягком переплете, положив ноги на стол. Картинка на обложке была весьма кровавая.
– Ночь на второе октября, – коротко сказал Сейер. – Была заварушка в «Королевском оружии», и мы чуть было не арестовали одного пьяного.
– Чуть было не арестовали? – Ну да, ему едва удалось этого избежать. Мне нужно его имя.
– Если я его записал, ты его получишь.
– Его выручил приятель. Точнее – Эгиль Эйнарссон. Но все равно это могло попасть в рапорт. Они звали его Педро. Попытайся найти!
– Да помню я его, – сказал Скарре. Пальцы его забегали по клавиатуре, он искал, а Сейер ждал. Наконец‑то наступил вечер, стаканчик виски был уже в пределах досягаемости, за окном сгущалась тьма, а здание суда стало похоже на большую клетку с попугаем, на которую кто‑то набросил плед. Все стихло. Скарре продолжал искать, он просматривал информацию о кражах со взломом, семейных скандалах, украденных велосипедах, работая всеми десятью пальцами.
– Ты что, на курсы ходил? – поинтересовался Сейер.
– Арон, – сказал вместо ответа Скарре. – Петер Фредрик Арон. Толлбюгата, четыре.
Сейер записал имя, вытащил нижний ящик стола, зацепив его носком ботинка и поставил ногу на ящик.
– Ну, конечно, мы общались с ним, когда Эйнарссон пропал. Петер Фредрик. Если не ошибаюсь, с ним именно ты беседовал?
– Да, верно. Я тогда с несколькими парнями разговаривал. Одного из них, по‑моему, звали Арвесен.
– Ты что‑нибудь помнишь про этого Арона?
– Разумеется. Помню, что он мне не понравился. И что он нервничал. Помню, я немного удивился, когда узнал, что у него якобы была крупная ссора с Эйнарссоном, я узнал об этом позже, когда говорил с Арвесеном, но в ходе проверки это не подтвердилось. Он очень хорошо отзывался об Эйнарссоне. Сказал, что тот и мухи никогда не обидит, и если с ним что‑то случилось, то это явно какое‑то большое недоразумение.
– А ты проверил, не числится ли за ними что‑нибудь?
– Да. Арвесена несколько раз штрафовали за превышение скорости, Эйнарссон был чист, а Арон однажды привлекался к суду за езду в нетрезвом виде.
– Ну и память у тебя, Скарре! – Да уж, не жалуюсь.
– Что читаешь? – Детектив.
Сейер удивленно приподнял брови.
– А ты что, Конрад, сам никогда детективы не читаешь?
– Господи, да нет, конечно. Во всяком случае, сейчас уже не читаю. Раньше бывало. Когда был помоложе.
– Вот этот, – сказал Скарре и помахал книжкой, – по‑настоящему классный. Просто невозможно оторваться.
– Сомневаюсь я, однако.
– Я тебе дам, когда сам закончу.
– Да нет, спасибо. Мне что‑то не особо интересно. У меня дома, кстати, есть куча очень неплохих детективов. Могу дать почитать. Если уж ты их так любишь.
– А они очень древние?
– Почти твои ровесники, – улыбнулся инспектор и толкнул ящик на место. Тот закрылся с легким стуком.
***
Наконец наступила суббота. Было ясно и безветренно. Поворачивая к аэропорту Ярлсберг, Сейер поглядывал на ветровой конус. По правде говоря, больше всего он казался ему похожим на использованный гигантский презерватив. Конус вяло стукался о мачту, как будто его выбросил кто‑то из богов за ненадобностью. Сейер припарковался, запер дверцу, вытащил из багажника парашют; костюм был у него с собой, в пакете. День был просто потрясающий. Один, нет, может быть, два прыжка, подумал он и заметил юную смену – они уже вовсю готовились. На них были костюмы для прыжков – сиреневые, красные и бирюзовые, как у конькобежцев, а сложенные и упакованные парашюты напоминали маленькие рюкзачки.