Старпому приходилось тяжелее всего, ибо в его обязанности как замыкающего входило следить за тем, чтобы грузовики не перекрывали узкое шоссе полностью и не отставали от колонны, а «сломавшиеся» машины оперативно получали необходимую помощь. К счастью, все поломки на поверку оказывались весьма незначительными: лишь один грузовик пришлось взять на прицеп. Тем не менее вся эта суета сильно затянула время, отведенное на первый дневной переход. И поскольку ночевать в глухих джунглях никому не хотелось, на «летучке» было принято решение дотянуть хотя бы до деревушки Мукамбене, лежащей тридцатью километрами восточнее первоначально намеченного рубежа.
Сумерки в экваториальной зоне нашей планеты наступают на удивление быстро. Когда стало не видно капота собственной машины, скорость, и без того невеликая, снизилась еще больше. Перегруженные грузовики, утробно завывая моторами, уныло ползли по петляющей в чаще леса дороге, буквально уткнувшись бамперами в габаритные огни друг друга. Владимир Васильевич из последних сил сжимал баранку, с трудом удерживаясь от непреодолимого желания свернуть на обочину и поспать хотя бы часок. Дневная жара и треволнения последних суток вымотали его до предела, и поэтому когда двигавшаяся перед ним машина замерла и ее стоп-сигналы погасли, он мгновенно упал на горячее пропыленное сиденье и… провалился в небытие.
Проснувшись утром следующего дня, привычно вскинул к глазам запястье левой руки, чтобы взглянуть на часы, и тут же обнаружил… их отсутствие. Осмотрелся. Он находился в незнакомом, крайне бедно обставленном помещении. Стояла мертвая тишина. Встревоженный исчезновением памятного японского хронометра, Владимир Васильевич торопливо ощупал карманы и с ужасом убедился, что денег и документов тоже нет. Медленно, стараясь не шуметь, он поднялся со своего убогого ложа, приблизился к завешенному серой тряпкой окну и сквозь узкую щель осмотрел доступное взгляду пространство. Увиденное его не порадовало. Открывшийся взору кусочек деревенской площади был ограничен двумя хижинами и отчего-то завалившимся набок грузовиком, которым накануне управлял он сам. Подозрительным показалось и то, что на данном пятачке пространства не было видно не только людей, но даже свиней или кур, служивших, как известно, непременным атрибутом любого деревенского двора. Владимир Васильевич пришел к выводу, что находится вовсе не в Мукамбене. Но где же тогда?
Он осторожно выбрался из хижины и, опасливо озираясь, начал продвигаться вдоль стены. Прямо за углом, метрах в пятнадцати от себя, увидел армейскую палатку, из-за небрежно откинутого полога которой грозно торчал ствол ручного пулемета. Боев тотчас отступил назад, приняв на ходу решение на время затаиться, чтобы впоследствии, сориентировавшись в обстановке, выработать план дальнейших действий. Неожиданно сзади зашуршали чьи-то шаги, и не успел старпом оглянуться, как толчок в спину чем-то твердым заставил его распластаться в дорожной пыли.
Выждав некоторое время, Владимир Васильевич чуть приподнял голову, сплюнул забившийся в рот песок и, насколько это было возможно, поднял руки вверх, выказывая тем самым полную свою покорность. Его энергично подняли с земли и поставили на ноги. Перед ним стояли плечистый гигант в синей набедренной повязке и с охотничьим ружьем на плече и воинственно скалящий прореженные чьим-то кулаком зубы низкорослый кафр в цветастом тюрбане и порванной на груди майке с надписью «Pepsi».
— Кто вы, господа? — спросил старпом, воспользовавшись английским как наиболее привычным вне родины средством общения.
— Иди прямо, — с сильным акцентом хрипло рыкнул гигант, подкрепив приказ болезненным толчком в плечо.
Сопротивляться было бессмысленно, и Боев, не опуская рук, побрел в окружении конвоиров в сторону палатки с пулеметом. Навстречу, сонно щурясь, вышли два коренастых парня в серых рабочих куртках, в которых старпом тотчас узнал «водителей», явившихся накануне в порт. Судя по их ухмылкам, они его тоже узнали. «Похоже, — догадался Владимир Васильевич, — массовые поломки грузовиков на марше происходили неслучайно. В результате неизбежной суеты часть их переместилась в конец колонны, а потом, воспользовавшись наступившей темнотой, на одной из дорожных развилок самозванцы попросту свернули в сторону, чего я в силу своей усталости не заметил. И теперь вот пожинаю плоды собственной невнимательности…»
В этот момент парни расступились, последовал очередной сильный толчок в спину, и старпом влетел в палатку, больно ударившись ногой о груду каких-то ящиков. Со всех сторон послышались издевательские смешки, и Владимир Васильевич поднялся и огляделся. В палатке было темно, но в углу горела керосиновая лампа, и постепенно он различил силуэты нескольких плохо одетых, но хорошо вооруженных людей. Сидевший возле источника света бородатый негр лет тридцати отложил в сторону лист бумаги, который, видимо, перед этим изучал, и строго взглянул на старпома. Его круглые глаза засверкали столь яростно, что в палатке мгновенно наступила тишина. Негр повелительно взмахнул рукой, и собиравшийся уже гордо расправить плечи Боев получил такой сильный удар по шее, что снова рухнул на колени.