Заметив скорбное выражение моего лица, старый проводник истолковал его удивительно верно — предложил устроить незапланированную стоянку.
— Не возражаете? — обратился я к подъехавшим Зомфельду и Найтли. — Дядюшка Дре говорит, что уже через час мы увидим таможню, и советует разбить лагерь пораньше.
— Пусть Найтли решает, — пожал плечами Вилли, — она хозяйка.
Девушка опустила голову и задумалась. Ее волосы, чудесным образом остающиеся на протяжении всего пути блестящими и ухоженными, выскользнули из плена заколки и заструились по плечам. Вдруг она гордо и почти воинственно выпрямилась, сверкнув глазами:
— Неужели у кого-то из вас хватит духу бросить одинокую девушку посреди буша, кишащего львами и гиенами?
— Я… мы… — смешался я. — Найтли, но мы же договаривались! К тому же Вилли отправится с тобой…
— Эй, Вилл, — повернулась девушка к испуганно встрепенувшемуся Зомфельду, — оставь мне свой карабин и можешь возвращаться!
К моему изумлению, тот, не задумываясь, перекинул ремень винтовки через голову и протянул оружие Найтли. Затем, откозыряв мне по-военному, развернул своего жеребца и затрусил с холма вниз. Невозмутимый проводник, сунув в рот извлеченную из-за уха самокрутку, лихо чиркнул спичкой и, отъезжая, буркнул:
— Вы уж тут договоритесь как-нибудь, а я пока отъеду… недалеко.
Мы с Найтли остались наедине. Она, как всегда, была божественно бесподобна. Взор горел решимостью настоять на своем, ладная фигурка, затянутая в изящный кожаный костюм, источала железную непреклонность. Лишь тонкие пальцы нервно перебирали поводья уздечки.
— Это… это шантаж! — подобрал я наконец подходящее слово. — Твой отец, Найтли, никогда бы не позволил тебе пересечь границу. И в этом я с ним солидарен.
Найтли легонько тронула лошадь каблучками походных сапожек, и та послушно продвинулась на два шага вперед. Наши колени соприкоснулись, и левая рука девушки неожиданно обвилась вокруг моей шеи.
— Почему ты меня гонишь от себя, Алекс? — голос ее сделался низким, пальцы невесомо пробежали по моему плечу, и я почувствовал прикосновение теплой ладошки к своему уху. — Скажи, чем я плоха? Разве я не умею ездить на лошади или плохо стреляю? Или ты просто боишься моего отца? Ответь, не молчи!
О, этот взгляд! О, этот низкий, выворачивающий душу голос, эти волшебные прикосновения порхающих пальчиков! Я готов был бросить к ногам этой девушки весь мир! Где найти силы отказаться от возможности ежедневно видеть ее?! Теряя остатки самообладания, я перехватил ее руку и припал к ней губами.
— Найтли, пожалуйста, пожалей меня! Ты же прекрасно знаешь, что я не могу взять тебя с собой. И дело вовсе не в моем капризе. Ты замечательная наездница, ты изумительно готовишь, ты вынослива и отважна, но… Пойми, дальнейшее путешествие таит массу опасностей. В Мозамбике, ты знаешь, идет гражданская война, и только одному Богу известно, в какие переплеты мы можем угодить. Я опасаюсь за тебя!
— Понятно, — вырвала она руку. — Ты просто боишься ответственности, боишься, что придется присматривать за мной, как за маленькой девочкой. Но я уже взрослая! И мне тоже хочется совершить в жизни что-то героическое, чем можно было бы потом гордиться! Надоело развлекать себя каждый день новыми тряпками и убивать молодость на бесконечных вечеринках! В кои-то годы мне выдался благословенный случай помочь смелому путешественнику, а ты… Если ты меня прогонишь, я… я разочаруюсь в людях на всю жизнь! А папа, кстати, думает, что мы с Вилли поехали в провинцию Квазули на охоту.
После столь эмоционального монолога я и впрямь почувствовал себя виноватым. Пусть, возможно, и не совсем точно перевел все упреки и доводы девушки, но одно было предельно ясно: она говорила от чистого сердца и помочь хотела вполне искренне.
— Найтли, милая, — пробормотал я, внутренне уже сдавая позиции, — но ведь твой спутник «по охоте» скоро вернется в Лауфилд и…
— Это легко исправить, — перебила меня девушка, стряхнув с ресниц невидимую слезинку. После чего ловко вскинула карабин вверх и нажала на курок.
Грохнул выстрел, и из-за растущего метрах в ста от нас куста как ни в чем не бывало выехал Зомфельд. Мне осталось только развести руками и сдаться на милость победителей.
«А-а, авось обойдется, — по-русски утешил я себя. — Подумаешь, война! Если даже какие-то вооруженные схватки и происходят в Мозамбике, то, скорее всего, далеко от границы, где-нибудь поближе к столице…»
Вернулся проводник, и, устроив что-что вроде небольшого совещания, мы уговорились действовать впредь так, чтобы максимально обезопасить себя во время пребывания в чужой стране. Ночевать условились лишь в относительно крупных населенных пунктах, в ночное время на дорогах не появляться и уж, конечно, даже на шаг не приближаться к местам, откуда послышится хотя бы один выстрел.