Вега замерла, прислушиваясь к себе.
Темно.
Абсолютно темно.
Ее окружала влажная почва. Так, должно быть, воспринимают мир кроты и медведки. Она не видела, но чуяла, как рядом в земляных коконах ворочаются толстые белые личинки жуков, как корешки пробираются глубже, как протискивается в норку хищная многоножка – слышала, как шуршит и потрескивает ее панцирь.
Потом ее мягко потянуло еще ниже. Закончился слой чернозема, она уткнулась лицом в холодный скользкий глинистый слой. Тут скапливалась вода. Тут кончались владения ели, корни поворачивали обратно, не желая грызть холодную безвкусную глину. Ниже лежал набухший от воды песок и слой обкатанной волнами гальки.
Не было больше девочки Веги: была земля, пронизанная корнями и подземными ручьями, шевелящаяся, живая. Все больше и больше земли. Черные круги расширялись – и глаза ее распахнулись сами собой. Она увидела яблочный сад снизу, изнутри, как если бы земля стала прозрачной, а она лежала бы где-то глубоко, на самом дне земляной реки. Увидела развесистые бороды корней, свисавшие с яблоневых стволов, фундамент летнего домика, низ бочки для воды, вкопанной у сарая.
Потом ее опять потянуло ниже, и она понеслась по подземному ручью, растворившись в его холодном течении. Она чуяла – глубоко под фундаментом прячутся старые кости, еще с войны. Уцелели только пара позвонков и полукружья таза, да подошва от сапога, да россыпь ржавых гильз. Кости засветились бледным голубым огнем.
Черный подземный ручей опять подхватил ее, потащил дальше, дальше, дальше – прямо к давно забытому старому кладбищу. Земля снова стала прозрачной. Она лежала на дне черного земляного озера. Над ее головой покачивались гробы, будто лодочки. На самой большой глубине, ближе к ней, почти задевая, едва заметно шевелились скелеты в выдолбленных старинных колодах. Над ними качались полураздавленные, разорванные древесными корнями старые гробы. А выше, у поверхности, «плавали» почти целые, современные, еще не тронутые тлением.
Мертвецы неярко светились в своих «футлярах», гробы как будто горели ровным пламенем, окруженные голубым сиянием. Корни кладбищенских деревьев жадно охватывали могилы, оплетали их, взламывали гробовые крышки, стараясь забраться внутрь. Там медленно корчились мертвые тела. Они, словно в танце, приподнимали руки и ноги, охваченные синим холодным пламенем. Огонь пропитывал их, и тела медленно чернели, тлели, вспыхивали с новой силой, чтобы, наконец, рассыпаться тускло светящимися косточками.
Близко-близко над головой, в мореной колоде, проплыл почерневший череп, улыбнулся ей желто-коричневыми зубами. По краям пустых глаз перебегали ленивые всполохи. Потом сквозь мертвый огонь просочилась черная вода, тихо закапала из глазниц. Черный череп плакал черными слезами. Воды становилось все больше, земля зачавкала, заколыхалась, задрожала…
Вега очнулась.
Увидела зеленый мшистый сумрак, муравьиную дорогу, травинки, рыжий сосновый сук – и некоторое время лежала неподвижно, вспоминая, кто она такая и где находится. Потянулась, медленно поднялась с могильного камня, вытерла мокрую щеку. Ночь наплывала со стороны озера. Дальние острова укутывались в темноту, щетинились еловыми гривами. Вдали, у карьера, подмигивали сквозь ветви деревьев золотые огни – там дрейфовала грузовая баржа. Огромный белый прожектор шарил лучом над железной дорогой. Вдалеке проехал лесовоз, тяжело грохоча прицепом. Бессонно шлепала-плескала у мостков волна, оттуда тянуло холодком и свежестью, будто огромный огурец разрезали. Из-за мыса ползли молочные полосы тумана, путаясь в шуршавших камышах.
Никого.
Вега подошла к воде, легла животом на теплый еще валун и долго пила прямо из озера.
Она никого и ничего не услышала. Надо попробовать еще раз – и уходить отсюда.
Горящие волосы
Сашка, перескакивая через три ступеньки, сбежал с площадки пятого этажа, лихо повернул в последний раз, так что перила загудели, и притормозил только в небольшом тамбуре перед входной дверью. С тех пор, как в проем вставили железную дверь, тут всегда было темно. Лампочку то выкручивали, то она перегорала, а новая дверь пропускала снаружи только одну тонкую ниточку света, ровно по стыку.
В темноте мерцал красный огонек-кнопка. Он ткнул в нее пальцем и, чертыхнувшись, отдернул руку. Кнопка была горячая. Осторожно тронул дверь ладонью – и тут же отдернул руку назад.