В глазах Риаты мелькнуло сомнение.
— А если в Гирее сейчас джихад? Они могут принять вас за шпионов. Впрочем, можно переодеться местными кителями, — уже более уверенно добавила эльфийка.
Араван кивнул и вопросительно посмотрел на Уруса, ожидая его одобрения.
— Что я могу сказать? В путь, друзья! — проговорил человек.
Они напоили верблюдов и нагрузили их поклажей, наполнили фляги водой. Затем разобрали на доски ограду загона и сложили высокий костер, покрыв дерево шелками и атласом.
Гвилли обмыли от крови и грязи, облачили в кожаные эльфийские одежды и уложили на шелка.
Араван, не в силах вынести скорбного зрелища, покинул двор и направился прямиком к дальней постройке, де за плотно закрытыми дверями билось в ярости источавшее зловонный запах гадкое животное. Эльф распахнул двери, и злобное ржание немедленно оборвалось: конь Хель рассыпался в прах, сраженный солнечным светом.
Араван потрогал амулет и удовлетворенно кивнул: камень снова стал теплым. Тогда, захватив с собой копье, бутыль с маслом и тяжелый молоток, эльф направился к мечети. Распахнув двери и впустив в помещение дневной свет, он прошел через молитвенный зал, собрав по дороге стальные кинжалы Фэрил, дошел до алтаря и спустился вниз по винтовой лестнице. Найдя комнату, где лежал поверженный Стоук, он пронзил его в самое сердце Кристаллопюром и только затем вынул из тела чудовища золотой жезл. Поставив страшное орудие пытки на пол, эльф примерился и одним ударом молота сплющил его в лепешку. Затем Араван собрал обломки сломанной Урусом двери, кинул поверх них труп убийцы, обильно полил все маслом и поджег.
— Чтоб ты вечно горел в Хеле адским огнем, — процедил Араван.
Оставив Стоука догорать на костре, он нашел голову гхулка и, взяв ее за волосы, вынес вместе с мечом чудища за улицу. Голова немедленно рассыпалась в прах, а разломленный надвое меч и ошейник с шипами Араван уложил у подножия погребального костра баккана.
— Ну вот, Гвилли, все и закончилось.
Эльф вернул Фэрил ее кинжалы, а дамна, не прекращая плакать, вложила пращу Гвилли, заряженную серебряным снарядом, в руку любимого и в последний раз поцеловала его.
— Я люблю тебя, Гвилли, — прошептала Фэрил дрожащим от слез голосом.
Шелка, атлас и дерево смочили маслом, и Урус раздал всем факелы. Друзья встали с четырех сторон от костра, соответствующих четырем сторонам света. Слезы катились у них из глаз, когда они поджигали доски.
Риата и Араван затянули прощальную песнь, моля Адона о том, чтобы он упокоил в мире душу маленького баккана.
Когда они выезжали из ворот, ведя за собой целый караван верблюдов, мимо них на север пролетел белый голубь.
— Это добрый знак — нас ждет счастливый путь, — проговорил Араван. — Остается только надеяться, что так и будет.
Когда друзья спустились в ущелье, Фэрил обернулась назад и увидела столб дыма, вздымавшийся к небесам.
В лучах утреннего солнца он казался не черным, а золотым.
Взор Фэрил затуманился от слез, и она прошептала:
— Поднимайся к Адону на золотых крыльях огня, любимый мой!
Глава 42
В ПУТИ
КОНЕЦ ЗИМЫ-НАЧАЛО ОСЕНИ 5Э990
(настоящее время)
Друзья гнали верблюдов на север по каньону. Они не останавливались, а ехали все вперед и вперед, погоняя упрямых животных, которые время от времени недовольно чихали и плевались. Времени на отдых не было, ибо до заката солнца оставалось около девяти часов, а пройти за это время предстояло не меньше сорока миль — оставаться после наступления ночи в ущелье было слишком опасно.
Путники ехали молча, погруженные в свои невеселые думы. В караване было восемнадцать верблюдов, три из которых везли друзей, а остальные пятнадцать — поклажу. Все верблюды были нагружены водой.
Первыми ехали Араван с Фэрил. За их дромадером следовало пять вьючных животных. Потом ехала Риата, и еще пять верблюдов, и, наконец, Урус с последними пятью.
Когда прошло четыре часа и друзья преодолели чуть больше двадцати миль, Араван вдруг насторожился: амулет на его шее похолодел. Он сказал об этом друзьям.
Фэрил встрепенулась, но тут же у нее отлегло от сердца.
— Ведь сейчас день! Чего нам бояться, пока светит солнце, — с облегчением сказала дамна.
— Так-то оно так, но это в том случае, если в ряды неприятеля не затесались люди, что было бы крайне нежелательно, — возразил эльф.
Делать было нечего: друзья продолжили путь. По дороге они проехали внушительных размеров темную расселину, уводившую куда-то в глубь горы.
— Здесь, наверное, и есть логово врага, куда они прячутся днем и куда бежали рюкки и хлоки прошлой ночью, — предположил Араван.
Когда друзья отъехали от пещеры на приличное расстояние, камень снова потеплел, и эльф вздохнул с облегчением, — впрочем, как и все остальные.
— У меня такое чувство, будто мы уезжаем, не доделав дело до конца. Ведь гнездо врага так и остается неразоренным, — глухо сказала дамна.
— Может, ты и права, Фэрил. Одно могу сказать: без хитрого и умелого руководителя — такого, каким был Стоук, — рюпты не смогут так удачно вести набеги. Конечно, грабежи будут продолжаться, но станут не такими частыми, а вскоре могут и вовсе прекратиться, если ночное отродье передерется между собой. В любом случае мирным жителям теперь гораздо меньше стоит опасаться ночного беспредела.
Еще через четыре часа они достигли наконец тропинки и повернули налево, на запад, взяв курс на Гирею. До заката солнца оставалось около часа, но друзья не останавливались: им хотелось как можно дальше отъехать от вражеского логова.
Когда на небе зажглись первые звезды и появилась луна, они все еще гнали верблюдов вперед, через горы Талакского хребта.
Около полуночи они решились наконец разбить лагерь и отдохнуть. Им удалось оставить гнездо рюптов далеко позади — в пятидесяти одной миле отсюда.
Пока Риата меняла повязки на ранах Аравана, Урус при свете костра внимательно изучал одну из карт Риаты.
— Сегодня мы проехали семьдесят две мили или около того. Но верблюды недолго смогут выдержать такой темп.
Араван жалобно застонал:
— Что там верблюды — я тоже не железный. Поясница болит, мочи нет!
Риата закончила перевязывать эльфа и обернулась к Урусу:
— Мы не будем так гнать их дальше. Теперь, когда мы оставили ущелье далеко позади, можно ехать чуть-чуть помедленнее.
Урус хмыкнул:
— Все равно впереди еще не меньше месяца пути — сто пятьдесят миль по горам и еще около сотни миль до Халиша.
— Сними рубашку, чиран, — попросила Риата.
Урус повиновался.
И снова эльфийка не смогла сдержать удивленного возгласа: теперь уже все раны затянулись.
— Да мне тут нечего делать, — радостно сообщила Риата. — Ты здоров, дорогой.
Урус лишь улыбнулся:
— Такой уж я неуязвимый.
Между тем Фэрил сидела в сторонке и тихонько плакала, глядя на луну.
Луну, на которую она еще недавно смотрела вместе с Гвилли.
На следующее утро начался маасарад: друзьям предстояло переодеться в наряды местных жителей, постаравшись скрыть особенности своей незаурядной внешности. Легче всех было Риате и Фэрил: они закутались с ног до головы в паранджу так, что видны были одни только глаза да руки, как и предписывал строгий обычай женщинам пустыни.
Аравану с Урусом пришлось подольше покорпеть над своим внешним видом. Эльф выкрасил лицо темно-коричневой краской из запасов кочевников, прикрыл уши волосами, а глаза скрыл под темной повязкой. На голову он надел белое покрывало, скрепленное ниткой бисера, и в последнюю очередь накинул светло-голубой просторный балахон.