Через открытые ворота я смог заглянуть на станцию; во дворе стояли тяжёлые повозки, запряжённые волами, и разгружались. Перед постоялым двором росла куча мебели и других предметов интерьера, которые не нашли милости в глазах новых жильцов. Эти предпочитали более надёжный стиль.
Большая группа, в том числе и человек в красном плаще офицера, поверх доспехов, стояла на холме, где я произвёл суд и где всё ещё висели тела Фарда и второго мужчины.
Эту другую группу тоже было легко отличить, как и тёмно-серые доспехи империалов. Мужчины были на конях, а их лёгкие чешуйчатые доспехи отсвечивали красным в свете утреннего солнца. Я ещё никогда их не видел, но зелёный флаг Газалабада развивался на одном из копий, которые всадники держали в руках. Без сомнения, это была лёгкая кавалерия под флагом Газалабада и Бессарина.
Их было примерно тридцать, и при других обстоятельствах они, безусловно, были боеспособным подразделением. Но даже с такого расстояния я увидел, что кавалеристы нервничают и передают это волнение лошадям. Те растерянно пританцовывали.
Я медленно приближался и чем ближе подъезжал, тем всё меньше мне нравилась эта труппа из города. Каждый из них восседал на белом коне с посеребрённой упряжью, доспехи всадников, как и их остроконечные шлемы, были отполированы, а на большинстве лошадей, в качестве головного украшения, был цветок. Солдаты в парадной форме.
Вскоре я был достаточно близко, чтобы некоторые солдаты заметили меня и посмотрели в мою сторону, но я и дальше спокойно продолжал ехать в их сторону, поэтому на меня не обращали внимание.
Предводитель Быков стояла ко мне спиной, но капитана стражи я рассмотрел теперь лучше. У него было узкое, угловатое лицо и вощёная борода и ещё прежде, чем я услышал гнусавый голос, высокомерное выражение его лица пробудило во мне желание спихнуть его с лошади. Иногда я встречал людей, при виде которых, у меня вставали дыбом волосы на затылке. Если бы я был собакой, то в этот момент у меня бы вырвалось рычание.
— …эмира оскорбляет то, что вооружённые приспешники другого королевства мародёрствуют на его земле! Вы немедленно уйдёте и освободите эти стены!
— Капитан, — раздался спокойный женский голос. — Неуместно сравнивать Копьё имперского города с мародёрами. Мы только занимаем то, что принадлежит нам.
— Как вы только можете говорить так, женщина! Эти стены долгое время пустовали, пока снова не пробудились к жизни, благодаря работе и поту нашего земляка. А теперь я нахожу его позорно убитым, и висящем на… этом извращении виселицы! Выдайте мне его убийцу, и я проявлю милосердие.
— Убийство это или нет, капитан, на данный момент не ясно. Обвинения, которые мы нашли на этих досках, в соответствии со старым имперским законом, свидетельствуют о том, что его казнили. Пока мы не сможет проверить обстоятельства, я ничего не могу сказать по этому поводу.
Боги, я восхищался спокойствием этой женщины.
— Эмир, по Своей великой мудрости, воспримет это дело иначе! Тем не менее, эти стены пустовали, и вы потеряли на них все права! Я требую, чтобы вы их освободили.
— Мне очень жаль, капитан, но, насколько мне известно, права имперского города на их собственность регулярно обновляются в соответствии с законом каждой страны. Если вы проверите в архивах вашей регистратуры, вы, наверняка обнаружите, что Аскир, как требует право Бессарина, обновлял права каждые двадцать лет. Вы также найдёте, что все налоги уплачены.
— Откуда тебе это известно, ты змея? — вскипел капитан, и я увидел, что даже некоторые его люди посмотрели на него с тревогой.
— Это записано в моих документах. Если вы со своим отрядом отправляетесь в путь без подготовки, это ваше право. Однако имперский город поступает со своими командировочными предписаниями более тщательно, — ответила ему женщина так спокойно, что это ещё больше разозлило мужчину.
— Как вы сметете стоять здесь и делать вид, что это ваше право? Это наша страна, и вам здесь делать нечего. Когда я выясню, кто позволил вам выехать за ворота, он за это заплатит. Вот уже как три месяца ни одной имперской собаки не разрешено ступать на землю города, и вы это отлично знаете!
— По этому поводу я могу сказать следующее, капитан, — голос женщины стал ещё холоднее. — Во-первых, в договоре с Аскиром оговорено, что имперские дороги, а также земля на пятьдесят шагов справа и слева от них, являются собственностью империи. То, что Аскир платит за эту землю налоги, знак доброй воли, и таковым провозглашен в договоре. Во-вторых, ни я, ни мои люди никогда не покидали имперских владений и даже ногой не ступали на землю Газалабада. Вы, напротив, находитесь на территории империи.