Давайте продолжим мысленный эксперимент и предположим, что хотим снабдить нашего обладающего чувством самосохранения робота еще и речевыми навыками, чтобы он мог предпринимать для собственной выгоды языковые действия: просить о помощи, спрашивать информацию, а также лгать, угрожать и обещать. Организация и контроль подобного поведения безусловно потребуют еще более сложной структуры контроля: репрезентативной системы в том смысле, в каком она определена в “Размышлениях” к главе “Прелюдия… и Муравьиная фуга”. Эта система не только будет постоянно корректировать информацию об окружающем и местоположении в нем робота — она будет также иметь сведения и о других действующих лицах в окружающем робота мире, о том, что они могут сделать, что желают, что в состоянии понять. Вспомните, как Ральф Числа рассуждает о предполагаемых мотивах и убеждениях Вагстаффа.
Ральф Числа представлен здесь как существо, обладающее сознанием (и самосознанием, если вы можете их разделить) — но действительно ли это необходимо? Не могла ли его система контроля, со всей информацией о мире и о самом Числа, быть построена без следа сознания? Может ли какой-либо робот выглядеть в точности как Ральф Числа, действовать так же разумно во всех обстоятельствах, говорить то же самое, что и Ральф — и не иметь ничего внутри? Кажется, что автор намекает на такую возможность — для этого просто надо сделать нового Ральфа Числа, в точности такого же, как старый, только без само-символа и чувства самосознания. Если бы в результате этого мы не могли бы отличить нового Ральфа от старого, вступали бы с ним в беседы, пытались наладить с ним сотрудничество и так далее, то мы оказались бы там, откуда начали, в том смысле, что, само-символ совершенно не нужен, — ему просто нечего делать. Однако если мы считаем, что именно благодаря своему само-символу Ральф имеет такую сложную систему контроля, которая может разработать сложный, зависящий от окружающего план действий, становится ясно, что отнять у Ральфа его само-символ означало бы низвести его поведенческие способности до уровня ниже, чем у омара.
Хорошо, пусть у Ральфа будет само-символ — но обязательно ли ему сопутствует “чувство самосознания”? Возвращаясь к нашему первоначальному вопросу, необходимо ли представлять Ральфа как обладающего сознанием? Так история становится интереснее, но не является ли повествование с перспективы рассказчика — с точки зрения Ральфа — в какой-то степени обманом? Поэтической вольностью, как говорящие кролики Беатрис Поттер или, того лучше, “Маленькой Машиной, Которая Могла”? (Известные детские сюжеты. — Прим. пер.)