НААД замечает, что отношение АДАНА 300 к Богу для него неясно. АДАН согласился с возможностью существования Создателя, не так ли? Так что из этого следует?
АДАН: “Абсолютно ничего. То есть, абсолютно ничего в области долга и обязанности. Я считаю, что во всех мирах действует следующий принцип: временная этика всегда независима от трансцендентной этики. Это означает, что этика здесь и теперь не может иметь вне себя ничего, что бы ее доказывало. И это значит, что тот, кто делает зло, в любом случае негодяй, а тот, кто делает добро, в любом случае праведник. Если кто-нибудь решает служить Богу, посчитав доказательства его существования достаточными, он не приобретает тем самым никаких дополнительных заслуг здесь. Это его собственное дело. Этот принцип основан на том, что если Бога нет, то Его нет вообще, а если Он есть, то Он всемогущ. Потому что, будучи всемогущим, Он мог бы создать не только другой мир, но и другую логику, отличную от той, на которой основаны мои рассуждения. В этой другой логике гипотеза временной этики с необходимостью бы зависела от этики трансцендентной. В таком случае, у нас были бы если и не ощутимые, то неопровержимые логические доказательства, заставившие бы нас поверить в существование Бога; а те, кто бы этого не сделал, согрешили бы против разума.”
НААД говорит, что Бог, возможно, не хочет создавать ситуацию, которая заставляла бы в Него верить — ситуацию, которая возникла бы у создания с этой другой логикой, предложенной АДАНОМ 300. На это АДАН отвечает:
“Всемогущий Бог также должен быть всеведущим; абсолютная мощь не является чем-то независимым от абсолютного знания, поскольку тот, кто может все, но не знает, какие последствия вызовет использование его абсолютной мощи, фактически уже не является всемогущим. Если же Бог иногда совершает чудеса, как о Нем говорят, то это сделало бы его совершенство еще более сомнительным, потому что чудо — это нарушение автономии Его собственного творения, грубое вмешательство. Однако тому, кто постоянно регулирует свои создания и знаком с их поведением с начала до конца, нет нужды нарушать эту автономию. Если он все же ее нарушает, оставаясь всеведущим, это означает, что он совершенно не исправляет свое творение (ведь исправление могло бы только означать, что он с самого начала не был всеведущим); вместо этого он подает — путем чуда — знак своего существования. Однако это неверное рассуждение, потому что подача любого такого знака должна производить впечатление, что творение, по крайней мере на местном уровне, исправлено. Локальный анализ новой модели показывает следующее: творение подвергается исправлениям, источник которых находится не внутри него, но снаружи (от трансцендентного, от Бога), и поэтому чудеса должны быть нормой; иными словами, творение должно быть таким образом исправлено и усовершенствовано, что нужда в чудесах отпадет. Дело в том, что чудеса как произвольное вмешательство не могут быть только знаками Божественного существования; в конце концов, они указывают не только на их автора, но и на того, кому они адресованы (того, на кого они направлены здесь с целью ему помочь). Таким образом, логически рассуждая, мы приходим к следующему: либо творение совершенно, в каковом случае чудеса не являются необходимыми, либо чудеса необходимы, в каковом случае творение несовершенно. (С чудесами или без них, исправить можно только то, что имеет какие-то недостатки, поскольку чудо, вмешивающееся в совершенство, только его нарушит и испортит). Таким образом, сигнализируя нам о своем существовании при помощи чудес, с точки зрения логики Бог выбирает самый плохой способ манифестации.”