Она убрала иглу и нитки в карман платья и на секунду прижала мёртвую, закоченевшую до деревянного состояния кошку к себе. Подышала на неё, почесала за ухом, чмокнула в окровавленный нос… И вдруг кошка недовольно зажмурилась и принялась вырываться из слишком крепких объятий — сперва вяло, а потом все активнее и активнее, пока наконец не съездила девчонке лапой по щеке, не выскользнула на дорогу и не убежала, отряхиваясь по пути от снега. «Арестантка» царапине, кажется, только обрадовалась.
— Во злющая! И красивая, да?
— Кто?
Вопрос застал Айзека врасплох.
— Кошка.
— Да.
— Жалко ее было… — со вздохом сказала девчонка и улыбнулась: — Слушай, ты мне ведь чай обещал, да?
У «арестантки» были красивые синие кукольные глаза, фарфоровая кожа и тёплая, человеческая улыбка.
Айзек механически отвинтил крышку термоса и налил ещё чаю. Чай был уже не таким горячим, но пар всё же шёл. Девчонка выхлебала свою порцию в один глоток и попросила ещё, а пока Айзек разливал — разглядывала его руки.
— Ну-ка дай, посмотрю.
Он едва успел отставить крышку и термос, когда девчонка схватила его за руку и потянула на себя, а потом бесцеремонно — и больно — развернула к свету, к фонарю.
— Да-а… — протянула она, трогая холодными пальцами грубую ладонь Айзека, едва зажившие следы от уколов швейных иголок и порезов от ножниц. — И давно ты занимаешься починкой?
— Почти два месяца.
— С Самайна?!
— Попозже начал.
— Плохо, — резюмировала девчонка и огляделась по сторонам, наконец отпустив руки Айзека. — То есть хорошо, что ты кругом прибрался, но для тебя — плохо. Скажи, а ты случайно не находил ничего необычного? Ну, незадолго до…
Айзек сразу понял, о чем речь — ведь ответ был прямо перед ним, на фарфорово-белом лице.
— Глаз. Я нашёл ярко-синий глаз. Тогда, давно, когда город завалило снегом. Атлантический циклон…
— А… Ясно. — Она растерянно тронула ножницы. В её голосе появились неожиданно ласковые нотки. — Тогда все ясно, — повторила она, почему-то избегая глядеть на Айзека. — Слушай, ты ведь недалеко живёшь? Сбегай за глазом, хорошо?
Отказаться Айзек не смог — просто язык к гортани присох при одной мысли об этом.
Дома было холодно и темно. Айзек забыл включить отопление, уходя на свою ночную вылазку, но заметил это только сейчас. Как и скопившуюся пыль на комоде, и посуду — в раковине. В стенах, конечно, не было трещин, да и сломанные игрушки нигде не валялись, но в целом дом сейчас куда больше напоминал выстывшую пустую улицу, чем место, где живут люди.
Глаз нашёлся быстро — он лежал там же, где его оставили, в вазочке на серванте, мигал себе и мигал, грустно и понимающе. На этот раз Айзек не рискнул сунуть глаз в карман — нёс в руке, и от нарисованных ресниц было слегка щекотно.
— Ну точно, — вздохнула девчонка, когда Айзек показал ей глаз. — Это его наверняка. Вот же растяпа… Пойдём, вернём глаз хозяину.
Айзек послушно встал и закинул на спину рюкзак. Руки и ноги словно онемели.
— Слушай… когда я его отдам, то перестану… видеть?
Вопрос звучал по-дурацки, но девчонка поняла.
— Не совсем. И не сразу. Может, до равноденствия ещё продержишься, ты ведь долго его у себя хранил… Эй, ну не грусти, это же к лучшему.
Девчонка пихнула его локтем в бок, и Айзек только тогда понял, что они уже долгое время идут по незнакомой улице. Кусок памяти словно ножницами вырезали. Вокруг валялось много хлама, очень — не только книги и игрушки, но и машины, и какая-то бытовая техника… Пару раз Айзек заметил что-то похожее на человека, но ему хотелось верить, что это была всего лишь ростовая кукла или манекен.
— Все это, куклы и вещи… они откуда?
— Отовсюду, — передёрнула плечами «арестантка». Платье липло у неё к коленкам, как наэлектризованное. — Что-то выбрасывают, что-то забывают — так хорошо забывают, что оно проваливается оттуда сюда. Ну, ты знаешь, как это бывает. Дети вырастают и все такое.
— А кошка?..
— Кошку, наверно, тоже выбросили. Но вообще иногда это происходит случайно. Когда что-то уже не нужно там, но и сюда этому чему-то рановато… Ладно, сам поймёшь когда-нибудь. Или нет.
Они некоторое время молчали и просто шли. Айзек хотел спросить что-нибудь ещё, но тут девчонка заговорила сама, очень тихо:
— Слушай, ну… а у тебя есть что-нибудь важное? Или кто-то? Девушка?
— С весны вроде бы нет, — сознался Айзек. Сейчас это уже не казалось трагедией. — Ушла к другу. Моему.
— Значит, друга у тебя теперь тоже нет?