– Гарри, насколько я знаю, не так давно у вас с инспектором Дейли был разговор, но вы не довели его до конца. – (Я пожал плечами). – Все мы благоразумные и здравомыслящие люди, Гарри, в этом я уверен. – (Я молча разглядывал виски в стакане.) – И это большое счастье. Просто представьте, что случилось бы, окажись в вашем положении неразумный человек. – Дада молча побулькал глотком спиртного, на носу и подбородке россыпью белых язвочек проступили очередные капли пота, и он смахнул их с лица. – Во-первых, неразумный человек увидел бы, как членов его команды по одному выводят на палубу, где предают казни. В наших краях принято казнить людей мотыжными черенками. Ужасная смерть, и инспектор Дейли заверил меня, что у вас особые отношения с этими двумя людьми. – (Сидевшие рядом Чабби и Анджело встревоженно заерзали.) – Затем катер неразумного человека отбуксировали бы в залив Зинбалла, и после этого неразумный человек никогда не получил бы его обратно. Катер официально конфисковали бы, прямо из моих скромных рук. – Умолкнув, он придвинулся и продемонстрировал мне «скромные руки». Таким рукам позавидовал бы самец гориллы. Какое-то время мы смотрели друг на друга. – Затем неразумный человек оказался бы в зинбальской тюрьме – которая, как вам, наверное, известно, является тюрьмой строгого режима для политических заключенных.
Я слышал про зинбальскую тюрьму, да и все на побережье про нее слышали. Из нее или выносят труп, или выпускают калеку – человека изувеченного и физически, и духовно. В народе ее называют «Львиная клетка».
– Сулейман Дада, спешу заверить вас, что я от природы человек исключительно разумный, – поведал ему я.
– Я так и знал, – отсмеявшись, кивнул он. – Разумных людей видно за милю. – Он опять посерьезнел. – Если выдвинемся прямо сейчас, до отлива, то окажемся в прибрежной лагуне еще до полуночи.
– Да, – согласился я, – окажемся.
– Вы пройдете к интересующему нас месту, где подождете, пока мы не останемся довольны, подождете честно и без фокусов, – что касается меня, я нисколько не сомневаюсь в вашей честности, – после чего вы и ваша команда будете вольны уйти на этом великолепном катере и завтрашнюю ночь проведете в своих постелях.
– Вы, Сулейман Дада, благородный и культурный человек, и я тоже не имею причин сомневаться в вашей честности. – Как и в честности Мейтерсона и Гаттри, добавил я про себя. – И я прямо-таки сгораю от желания провести завтрашнюю ночь в своей постели.
– Думаю, вам надо знать, – впервые проворчал Дейли из-под аккуратно подстриженных усов, – что ловец черепах видел, как в ночь перед той стрельбой вы бросили якорь в бухте между Дедами и Артиллерийским рифом. Мы ожидаем, что вы проводите нас именно туда.
– Я ничего не имею против взяточников, Дейли, – я и сам брал взятки, это как Бог свят, – но что же стало с воспетой поэтом честью воровской? Я очень разочарован в вас, Дейли.
Он, однако, игнорировал мои контробвинения и предупредил:
– Отныне давайте без шуточек.
– Вы и правда дерьмо, Дейли. Со знаком качества. Выстави я вас на конкурсе по дерьмовости, мог бы сорвать главный приз.
– Джентльмены, умоляю! – Дада вскинул руки, чтобы прервать поток моего краснобайства. – Давайте будем друзьями. Еще по стаканчику виски, а потом Гарри организует интересующее нас турне. – Он до краев наполнил тамблеры, но выпил не сразу. – Пожалуй, надо предупредить вас, Гарри, что мне не нравятся бурные воды. Мне от них нехорошо. Если заведете меня в бурные воды, я очень-очень рассержусь. Мы поняли друг друга?
– Ради вас я велю бурным водам утихомириться, – заверил его я, и он торжественно кивнул, словно не ожидал от меня подвигов скромнее.
Заря красавицей вставала с океанской тахты в мягких бежевых тонах перламутрового света, пронизанного стренгами облаков – точь-в-точь растрепанных поутру локонов, выбеленных ранним солнцем.
Мы споро двигались на север, держась спокойных прибрежных вод. По порядку следования «Танцующая» оказалась в авангарде и резво шла вперед закусившей удила породистой кобылкой, а в полумиле за кормой, надрывая «эллисоны» в попытке не отстать, тащился неуклюжий патрульный катер. Мы направлялись к Дедам и Артиллерийскому рифу.
Я единолично правил «Танцующей», стоя на штурманском мостике у штурвала, а за спиной у меня расположились Питер Дейли и вооруженный матрос Сулеймана Дады.
В каюте под нами Чабби и Анджело по-прежнему сидели на скамье, а трое охранников с автоматами следили за тем, чтобы мои товарищи не двигались с места.