Они, споря между собой — кому принадлежит право толкнуть каждого из нас прикладом, вывели нас вниз, в салон и грубо, пинками усадили на скамью. Мы сидели плечом к плечу друг к другу, а в паре дюймов от нас с автоматами наготове стояли два охранника. Их пальцы с какой-то кровожадной надеждой впились в курки.
— Теперь мне понятно, босс, за что ты заплатил мне пятьсот долларов, — Анджело пытался превратить все в шутку, но охранник закричал на него и ударил в лицо прикладом. Анджело вытер рот, размазывая кровь по подбородку, и всем нам стало как-то не до шуток.
Другой вооруженный моряк принялся разносить «Балерину» вдребезги. Я предполагаю, что это был обыск, но они начали крушить все вокруг, ломая встроенную мебель и сдирая обшивку.
Один из них обнаружил бар со спиртным, и хотя там стояла лишь пара бутылок, раздался одобрительный рев. Они принялись с шумом толкать друг друга, как чайки над добычей, а затем отправились грабить склад с провизией — с не меньшим воодушевлением и радостью. Даже когда их командир, с помощью еще четверых из его команды, преодолел коварную пропасть между двумя суднами, крики и хохот ничуть не стихли, и вокруг продолжал раздаваться треск отдираемой обшивки и звон разбитого стекла.
Командир тяжелой неуверенной поступью пересек палубу и остановился у входа в салон, чтобы отдышаться. Такого великана я никогда в жизни раньше не встречал — громадное, словно распухшее тело. Из-под форменной куртки выпирал живот, как надутый шар, ткань от натяжения трещала на пуговицах, а подмышки промокли от пота. На груди у него сверкало целое созвездие медалей, среди которых я узнал Американский морской крест и звезду Победы 1918 года. Его голова формой и цветом напоминала черный полированный котел, вроде тех, в которых варили миссионеров, а на голове лихо сидела морская фуражка, украшенная золотыми косичками. Лицо блестело от стекающего струями пота, и он с трудом пытался отдышаться и вытирал пот, уставясь на меня своими выпученными глазами.
Его тело начало медленно надуваться, распухая еще больше, наподобие громадной бычьей лягушки, я заволновался как бы он не лопнул. Темно-фиолетовые губы, толстые как тракторные шины, раскрылись и из розовых глубин его рта вырвался оглушающий рев.
— Всем заткнуться!
В мгновение ока кучка погромщиков онемела и замерла на месте, причем один так и остался стоять с занесенным для атаки на обшивку бара ружьем.
Исполин тяжело ступил вперед, казалось, наполняя весь салон своими гигантскими телесами. Затем он медленно опустился в мягкое кресло. Он еще раз вытер пот, взглянул на меня, и постепенно его лицо озарилось прямо-таки чудесной дружеской улыбкой, как у громадного, пухлого и очаровательного младенца. У него были крупные, безупречно белые зубы, а глаза почти исчезали в крупных черных складках.
— Мистер Флетчер, вы просто не поверите, как я рад вас видеть, — его голос был глубоким, мягким и дружеским, а акцент, как у британского аристократа — видимо, он приобрел его в каком-нибудь престижном учебном заведении. Он говорил по-английски лучше, чем я. — Я давно уже мечтал о встрече с вами, можно сказать, годы.
— Это звучит весьма участливо с вашей стороны, адмирал. — В такой форме он не мог быть ни рангом ниже.
— Адмирал! — повторил он с восторгом. — Мне это нравится. — Все его тело затряслось, начиная с подрагивания огромного живота и кончая ртом, с жадностью хватающим воздух.
— Увы, мистер Флетчер, моя внешность ввела вас в заблуждение, — он даже слегка расцвел, пощупал медали и поправил фуражку. — Я всего лишь скромный командующий в чине лейтенанта.
— Кто бы мог подумать, лейтенант.
— Нет, нет, мистер Флетчер, не тратьте ваше время на сочувствие. У меня есть власть, какую только можно пожелать. — Он снова остановился, чтобы набрать воздух и вытереть набежавший пот.
— У меня есть власть, чтобы казнить и миловать, поверьте мне.
— Я верю вам, сэр, — честно признался я. — Пожалуйста, не беспокойтесь, я верю вам на слово без всяких доказательств.
Он опять громогласно рассмеялся, чуть было не задохнувшись при этом, затем откашлялся, выплюнул кусок желтоватой мокроты на пол и снова обратился ко мне.
— Вы нравитесь мне, мистер Флетчер, очень даже нравитесь. Я думаю, что важно не терять чувства юмора. Я также полагаю, мы могли бы стать с вами хорошими друзьями.
Вот в этом я сомневался, но тем не менее улыбнулся.
— В знак моего особого расположения, вы можете обращаться ко мне просто по имени — Сулейман Дада, — представился он.
— Я ценю ваше доверие, поверьте, Сулейман Дада, и, в свою очередь, вы можете звать меня просто Харри.