До берега было далеко, и дельфин кружил вокруг меня, время от времени подталкивая меня в спину и приглашая прокатиться еще раз. Возле рифа они свистом попрощались со мной и грациозно удалились. Меня переполняло счастье, когда я брел по воде назад к берегу. Рука немного побаливала, но это была здоровая боль исцеления и возвращающихся сил.
Постель оказалась пуста, а дверь в ванную заперта. Я подумал, что она, возможно, бреет подмышки моей бритвой и поморщился от этой мысли. Старый пес, вроде меня, вряд ли бывает рад, когда кто-то нарушает привычный ему ход дел. Я воспользовался душем для гостей, чтобы смыть соль, и мое раздражение постепенно улеглось под потоком горячей воды. Затем свежий, но небритый и голодный, как питон, я прошел на кухню, зажарил копченый окорок с ананасом и как раз намазывал маслом тосты, когда на кухне появилась Шерри.
Она снова выглядела безупречно. Наверно, в своей сумке от Гуччи она носила ассортимент целого косметического прилавка. Ее волосы были причесаны и уложены лаком в ниспадающую гриву, а улыбка — восхитительна.
— Доброе утро, возлюбленный, — сказала она и поцеловала меня. Сейчас я был дружески расположен ко всему миру и всем населяющим его тварям. Эта блестящая женщина больше не казалась мне отвратительной. Ко мне перешло хорошее настроение дельфинов, и моя веселость, видимо, была заразительной. Во время завтрака, мы беспрестанно смеялись, а затем я вынес на веранду кофейник.
— Когда мы отыщем «пого-стик»? — внезапно спросила она, а я, не ответив, налил еще одну кружку крепкого черного кофе. Шерри Норт очевидно решила, что одна ночь в ее обществе сделала меня рабом до конца моих дней. Может, я не такой уж большой знаток женщин, но с другой стороны, и у меня есть маломальский опыт — то есть, я вроде не совсем девственник — поэтому я не оценивал чары Шерри Норт так высоко, чтобы обменять на них четыре ракеты типа «кит-убийца» и черный ящик засекреченного истребителя.
— Как только ты покажешь мне дорогу к нему, — ответил я уклончиво. Это была старомодная женская заносчивость полагать, что если мужчина ублажал вас с рвением и мастерством, то он еще за это обязан платить, Я уже давно считал, что все обстоит как раз наоборот. Она протянула через стол руку и взяла мое запястье. Ее тигриные глаза на минуту расширились от задумчивости.
— После прошлой ночи, — хрипло прошептала она, — я знаю, у нас еще многое впереди, Харри. Ты и я — вместе.
Ночью я долго лежал, бодрствуя, и принял для себя решение. Что бы ни лежало в свертке, это, конечно, не целый предмет, а, вероятно, какая-то небольшая его часть, которую легко узнать. Скорей всего это не был черный ящик или одна из ракет. У Джимми Норта не было достаточно времени, чтобы снять черный ящик с фюзеляжа, даже если он точно знал, где тот расположен, и к тому же имел необходимые инструменты. С другой стороны, сверток ни размером, ни формой не походил на ракету — это был широкий круглый предмет, лишенный аэродинамических форм. Скорее всего, это был какой-то достаточно невинный предмет. Если бы я взял с собой Шерри Норт, чтобы поднять его со дна, я бы разыграл слишком мелкую карту, даже если на первый взгляд она и казалась крупным козырем. Не собираясь ничего выдавать — ни места аварии у Пушечного рифа, ни ценных предметов, с ней связанных, мне хотелось, с другой стороны, привлечь тигров. Было бы полезно посмотреть, каким же образом отреагирует мадемуазель Норт, как только, по ее мнению, она узнает место катастрофы.
— Харри, — снова шепнула она. — Пожалуйста, — и она наклонилась ближе ко мне. — Ты должен мне верить. Мне еще никогда не было так хорошо. С первых мгновений, как я увидела тебя, я поняла…
Я отвлекся от своих расчетов и наклонился к ней, придав лицу простовато-похотливое выражение.
— Дорогая, — начал было я, но у меня перехватило голос и я схватил ее в медвежьи объятия, почувствовав при этом, как она сжалась от раздражения, когда я размазал ее помаду и взлохматил тщательно уложенную лаком прическу. Я чувствовал, что ей стоит больших усилий отвечать мне со взаимной страстью.
— Ты чувствуешь то же, что и я? — спросила она из глубины моих объятий, прижатая к моей груди. И чтобы еще раз, любопытства ради, понаблюдать, как она будет играть выбранную для себя роль, я снова поднял ее на руки и отнес на смятую постель.
— Ты увидишь, как я желаю тебя, — пробормотал я.
— Дорогой, — отчаянно протестовала она, — не сейчас.
— Но почему?
— У нас столько дел. Еще будет время потом — все время на свете для нас двоих.
С деланной неохотой я отпустил ее, хотя, откровенно говоря, был рад этому, так как знал, что после плотного завтрака и трех кружек кофе, подобное занятие вызвало бы у меня изжогу.