ОН наблюдал за ней со второго этажа, опираясь на парапет, должно быть, выбрав это место в качестве наблюдательного пункта потому, что Тамаре не приходило в голову искать его там. Не известно, сколько уже времени ОН наблюдал за нею.
Его немигающий прицельный взгляд обездвижел её - так бабочку пришпиливают иглой к альбомному листу. Настолько мощным и пронизывающим он был. Она могла только сглотнуть слюну, дабы смочить пересохшее от волнения горло. И вдруг незнакомец исчез. Сила его гипнотического взгляда растаяла вместе с ним, и прорываясь квозь беснующуюся толпу, Тамара инстинктивно рванулась к ближайшей лестнице на второй этаж. Взявшийся неизвестно откуда охранник приградил доступ к лестнице.
- Вам сюда нельзя, мэм! - проревел он сквозь музыку.
Она попыталась ловко обогнуть его, но тот крепко взял её за плечи и легонько оттолкнул от лестницы.
- И не пытайтесь подняться через вторую лестницу, мэм! Это дохлый номер!
Ей пришлось отступить. Она села на своё место и около часа неотрывно наблюдала за парапетом на втором этаже, надеясь, увидеть ЕГО вновь. Но незнакомец растворился. А был ли он там? Или во всём было виновато её не в меру пылкое воображение? Однако внезапная пристрастность охранника, чем-то не взлюбившего её, и наличие браслета, всё ещё холодеющего на дне сумочки, свидетельствовали об обратном. На балконе стоял ОН!
А что, если ОН спустился вниз и наблюдает за ней из толпы? Она попыталась восстановить его образ в голове: в памяти отпечаталось лишь общее впечатление, энергетика, какая-то властная сила и эти сверкающие через весь клуб чёрные глаза. И да, она точно разглядела его длинные чёрные волосы и как будто... Что это было? Как будто чёрная птица сидела у него на голове, закрывая своим крылом левую часть его лица. Вороново крыло? Гмм... Как-то так...
Но сколько бы Тамара не вглядывалась в толпу, всё безуспешно. Либо её подводили глаза, либо память, либо незнакомец с балкона просто не собирался предлагать ей себя на блюдечке. Она сунула купюру в принесённый счёт и направилась к выходу. На сегодня хватит игр в Шерлока Холмса.
Покинув клуб несолоно хлебавши, девушка направилась к парковке, освещамой причудливыми радужными вспышками ночного Марса. Там всегда томятся в ожидании клиентов с дюжину марсо-такси.
Ночная тишина показалась непривычной. В ушах всё ещё гремела музыка. Перед глазами плясали солнечные зайчики светодиодов. Как раз заприметив ближайшее марсо-такси среди привычных чёрных мерседесов и лимузинов, она шагнула прямиком к нему, когда её тело вдруг оказалось зажатым в стальные тиски в районе груди и рта. Объятия питона!
Она даже не успела издать ни звука: лицо так крепко зажала железная пятирня, что воздух перестал поступать даже через нос. В отчаянии, задыхаясь, она попыталась укусить зажавшую рот ладонь, но вот уже сильнейшим рывком её подтащили к дверце длинного чёрного катафалка, и в мгновение ока Тамара была уже заперта внутри...
...Рот залепили скотчем - теперь, по крайней мере, она могла дышать носом. На глаза надели повязку. Руки также обернули скотчем. “Ради своей же безопасности!” - пронеслось в голове несчастной пленницы, и смертельная тоска затопила грудь. Что же с ней не так? Отчего она не прислушалась к доброму совету? Почему позволила шальной глупости сгубить себя?
Автомобиль уже долго мчался по Марсу, и впервые в жизни Тамара, проклинала день, когда влюбилась в Марс и решила, что её судьба - остаться здесь навсегда...
Глава 8
ОН стоял к ней спиной, руки в замке позади него. Она узнала его по длинным чёрным, как смоль, жёстким волосам, собранным сейчас в высокий конский хвост почти на затылке. На нём был чёрный халат из шёлка, на котором красовался вышитый золотом дракон. “Одеяние сёгуна!” - мелькнуло в голове.
Незнакомец не спешил знакомиться с ней. В течение томительных мгновений она со страхом изучала его затылок. Пыталась угадать его мысли. Настрой. Что будет с нею? Несмотря на дрожь во всех членах, она успела отметить, что халат лишь подчёркивало его мужественное телосложение. Плечи были широки, шея и торс - крепки несмотря на средний рост. В этом суровом теле таилась угроза. Руки, сложенные на спине в замок, словно сдерживали рвущийся из тела гнев.