Из её твёрдых позолоченных губ вырвался тяжёлый вздох. Кай обернулся на звук этого вздоха. Его лицо убило её: губы обезображены недоброй, кривой усмешкой, глаза, пылающие, как Мартены, сузились до предела, они вновь нещадно резанули её в самое сердце:
- Тамара, у тебя совсем нет гордости! - в его голосе ледяной, режущей сталью зазвучало презрение.
Она ничего не отвела: губы застыли в форме крепко сомкнутых, молчаливых золотых лепестков.
- Знаешь, почему ты пришла сюда? - продолжил он торжественно, - Потому что ты безумно хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе. Ты мечтаешь, чтобы я занялся с тобой любовью, и ты так жаждешь этого, что явилась сюда как похотливое животное, лишённое всякого чувства собственного достоинства. Ты настолько сгораешь от желания, чтобы я спал с тобой, что тебе даже наплевать, будь я хоть сам дьявол!
У неё блеснули слёзы на глазах, и ошеломлённая, она лишь беспомощно затрясла головой из стороны в сторону.
- Это не так, - почти безмолвно прошелестели её губы, - не так. Я просто люблю и всё. И всё. Я просто хотела быть с тобой.
- Ложь. Всё ложь, - процедил ОН. - Ты даже не знаешь меня ни на йоту Тебе было с самого начала всё равно, кто я, какой я, откуда пришёл, что натворил в своей жизни! Разве это любовь? Разве можно любить кого-то, кого ты не знаешь и даже не пытаешься узнать?
Она заговорила голосом тихим и успокаивающим, как утреннее шелестение листвы возле родительского дома:
- По-твоему, я не могу любить тебя больше жизни, лишь потому что не знаю о тебе чего-то? Но разве нужно знать весеннюю траву, чтобы любить её? Разве нужно знать звёзды или океан, чтобы они были дороги тебе настолько, чтобы тосковать по ним? Я знаю, что трава - зелёная, звезды в ночи - чудо как прекрасны, а океан - бескраен, бездонен и безумен, как и моя душа. И я не сомневаюсь в этом ни на минуту. И точно также я и не сомневаюсь, что и ты - дорог мне и нужен, как никто другой. И так будет всегда.
- Остановись! Посмотри на себя! Послушай себя! - не меняя своей презрительной интонации, продолжал ОН. - Тебе будет стыдно смотреть на себя в зеркало, когда ты уйдешь отсюда ни с чем! Или ты уже не способна устыдиться хоть чего-то?
Она опустила голову. Затем вновь подняла глаза на него.
- Этого недостаточно, - тихо проговорила она.
- Чего недостаточно? - его брови взлетели удивлённой дугой.
- Недостаточно растоптать мою гордость и моё самолюбие, если твоя цель - убить мою любовь. Чтобы убить её, тебе стоит ликвидировать меня физически. Ты можешь... Это я знаю про тебя... Видишь, кое-что я про тебя уже поняла... Сделай это, если я настолько отвратительна тебе!
ОН словно не обратил внимания на последние слова:
- Просто любишь меня и просто хотела быть со мной? - брезгливо передразнил ОН её предыдущие слова, - А что, если я скажу тебе, что деньги, на которые я построил приют для животных, я получил от продажи наркотиков? И тысячи матерей плакали оттого, что их сыновья и дочери вынесли из дома последнее, что можно было обменять на очередную дозу? Что, если скажу тебе, что половина из них заплачет куда сильней, когда их сыновья или дочери умрут? Или сгниют в тюрьме, прикончив чьего-то сына или дочь ради дозы? А еще тысяча детей отправятся по приютам, потому что их непутёвые мамаши неделями будут морить их голодом, а сами в это время будут под кайфом? А будешь ли ты любить меня и просто хотеть быть со мной, если я скажу, что мне плевать на всех этих несчастных? Они подохнут, как паршивые бездомные псы или кошки, сами, без моей помощи. но будут и те, кого я убъю самолично! Я убивал людей с той же лёгкостью, как некоторые выбрасывают на улицу надоевших котят! И знаешь, что? Мне это доставляет удовольствие!
Она слушала его с ужасом, широко открыв глаза, не в состоянии шелохнуться.
- Так будешь ли ты любить меня, Тамара, теперь? Ты так же просто хочешь быть со мной? - вопрошал он с издёвкой. - Признайся-ка, ты всё так же жаждешь моих страстных прикосновений? - он придавил её испепеляющим взглядом.
- Хорошо, - тихо сказала она, - я уйду. Ты прав, я не хочу быть с тобой. Не смогу. Больше моя нога не переступит порог этого клуба. И ты никогда больше ничего не услышишь обо мне. - Она говорила ровным, безликим голосом, выпуская на волю каждое слово так медленно, словно навсегда прощаясь с любимыми птицами. - Не трудись убивать меня: я больше ничем и никогда тебя не побеспокою. Но знай, не в твоих силах заставить меня отречься от любви! Я всё равно люблю тебя, твои ужасные слова ничего не изменили! Лишь мне одной решать, кого любить, а кого ненавидеть. - При этих словах её спина невольно выпрямилась, как натянутая пружина, а подбородок высокомерно вскинулся ввверх. - Кем бы ты ни был, где бы ты ни был и чтобы ты не вытворял, будь ты хоть сам Дьявол, я буду думать о тебе. Молиться о тебе. И я думаю, Бог услышит мои молитвы, и ты одумаешься! Помнишь, я сказала тебе в шатре, что если я полюбила, буду любить вечно, но я отпущу его, как птицу. Улетай, дракон! Улетай хищной, беспощадной птицей в небо, полное огня! Не вспоминай обо мне ни одной минуты своей жизни! Не люби меня. Не хоти меня. Не умирай от желания быть со мной! Так мне будет даже удобнее... Я ухожу, прощай, - она тяжело поднялась из кресла, мрачно глядя в всторону.