– Мы будем жить в твоем доме. Ведь в противном случае ты можешь упечь нас в тюрьму. Но оставь себе свои деньги. Обойдемся без твоих подачек!
И, хлопнув дверью, Мов выбежала из комнаты. Я было последовал за ней, но в это время Люсия схватила бронзовый бюст, изображавший ее собственную персону, и изо всех сил метнула его мне в голову.
– Убирайся, подонок!
Удар пришелся прямо в висок. В глазах потемнело, и я рухнул на ковер, непроизвольно пытаясь смягчить свое падение, прежде чем сознание покинуло меня.
Когда вскоре я открыл глаза, то сквозь розовый туман увидел стоявшую передо мной на коленях Люсию. Из ее глаз мне на щеки капали слезы.
– Мальчик мой, – рыдала актриса. – Почему ты это сделал? Ведь я так тебя люблю, так люблю!
У меня от боли раскалывалась голова, но я нашел в себе силы подняться. Комната завертелась перед глазами. Но внезапно окружающие меня предметы, включая Люсию, замерли, как на фотографии, утратив объем и признаки жизни.
– Мы уезжаем, Люсия!
Она осталась стоять на коленях, не сводя с меня наполненных слезами глаз. Все ее существо выражало отчаянный призыв, на который я не мог ответить.
– Прощайте, Люсия, да поможет вам Бог стать добрее!
Когда я подходил к своей комнате, Мов уже направлялась с чемоданом к выходу.
– Поторопись! – умоляющим голосом попросила она.
Часть III
1
В Моншове мы приехали посреди ночи. Одноэтажный домик оказался прелестно перестроенной бывшей фермой. В нем имелись гостиная и две спальни. Все комнаты были меблированы в английском стиле.
Дом встретил нас холодом. Мов поспешила зажечь газовый обогреватель, а затем отправилась стелить постели, в то время как я пытался растопить огромный камин, расположенный в гостиной. Нам не удалось своим присутствием оживить это помещение. Поэтому вся надежда была на каминный огонь. Два наших чемодана, одиноко стоявших посреди гостиной, придавали ей драматичный и безнадежный вид.
При иных обстоятельствах дом показался бы мне восхитительным, словно созданным для успокоения, забвения и, в конечном счете, исцеления. Но в эту ночь я ощущал себя в нем никому не нужным ребенком. На лице Мов были отражены те же чувства тоски и тревоги. Мы были двумя потерянными детьми.
Я сидел у камина, глядя на языки пламени. Мов устроилась рядом, осторожно взяв в ладони мою голову. Огромный кровоподтек на виске со слипшимися от крови волосами делал меня похожим на подстреленного зайца.
– Боже мой, – воскликнула девушка, – это тоже ее работа?
– Да, как раз перед нашим отъездом.
– Мы правильно сделали, что убежали, Морис. Рано или поздно она бы тебя убила. Надо чем-нибудь обработать рану.
– Брось. Она уже подсохла, пройдет само.
Внезапно из глаз Мов медленно потекли слезы. Она долго плакала у меня на груди. Я, сколько мог, сдерживался, но печаль и отчаяние оказались столь велики, что я в конце концов тоже расплакался.
По взаимному уговору, каждый из нас отправился спать в свою комнату. Благодаря обогревателю по дому медленно распространялось тепло. Несмотря на это, я по-прежнему ощущал себя не в своей тарелке. Дом внушал ужас, потому что принадлежал Люсии. Даже за шестьдесят километров от Парижа я не мог освободиться от ее власти.
Час спустя после того как мы улеглись, в дверь моей комнаты постучала Мов.
– Морис, ты спишь?
– Нет.
– Можно войти?
– Ну разумеется, можно.
Мов была в ночной рубашке. Золотистые волосы струились по ее плечам. Девушка подошла к моей кровати и на мгновение замешкалась. Затем резким движением она откинула одеяло и бросилась ко мне в постель с той же решимостью, с какой бросаются в воду.
– Ты даже не представляешь, Морис, как мне было страшно...
Я не ответил. Ощущение страха не оставляло меня самого ни на минуту, но я предпочел об этом не говорить из опасения, что станет еще хуже.
Мов прижалась ко мне своим теплым, как у птенца, телом. Проведя рукой по ее бедрам и груди, я почувствовал, что ее бьет дрожь. Мне показалось, что девушка теряет над собой контроль, готовая отдаться страсти. Я и хотел этого, и страшился, сам не знаю почему. Внезапно она отпрянула, оттолкнув мою чересчур осмелевшую руку.
– Умоляю тебя, не надо меня трогать! – прошептала Мов.
Я неуклюже потребовал объяснений. Девушка помолчала, видимо, собираясь с духом. Затем, поцеловав меня, прошептала:
– Я люблю тебя всем сердцем, и тем не менее твои ласки вызывают у меня отвращение, которое я не в силах побороть. Это сильнее меня, ты понимаешь?