Кугель с оттенком высокомерия в голосе указал на то, что «глупость и злоба», о которых упоминал волшебник, не что иное, как обыкновенный голод.
— И чем тебе так дорого это существо? В любой рыбацкой сети можно найти кучу других, столь же уродливых.
Фарезм выпрямился в полный рост и свирепо глянул сверху вниз на Кугеля.
— Это «существо», — сказал он скрежещущим голосом, — всеобщая сущность. Центральный шар — это все пространство, увиденное с изнанки. Трубки — вихревые переходы в различные эпохи, и просто невозможно предположить, какие ужасные процессы ты вызвал своими толчками и тыканьем, поджариванием и жеванием!
— А как насчет последствий переваривания? — осторожно спросил Кугель. — Останутся ли различные компоненты пространства, времени и существования теми же самыми, пройдя по всей длине моего пищеварительного тракта?
— Пф! Подобное представление бессодержательно. Достаточно сказать, что ты нанес ущерб и вызвал серьезное напряжение онтологической ткани. Отсюда неумолимо следует, что ты обязан восстановить равновесие.
Кугель протянул к нему руки.
— А вдруг произошла ошибка? Что, если это «существо» было всего лишь псевдосущностью? И неужели нельзя предположить, что его удастся приманить сюда еще раз?
— Первые две теории абсолютно несостоятельны. Что же касается последней, должен сознаться, что некоторые отчаянные средства приходят мне в голову.
Фарезм сделал знак, и ноги Кугеля приросли к земле.
— Я должен пойти к себе в гадальню и осознать значимость этих горестных событий во всей полноте. Вернусь, когда придет время.
— К этому времени я ослабею от голода, — беспокойно сказал Кугель. — И ведь действительно, корка хлеба и кусочек сыра могли бы предотвратить все эти события, за которые ты меня теперь упрекаешь.
— Молчать! — прогремел Фарезм. — Не забывай, твое наказание еще не определено. Верх бесстыдства и безрассудства — угрожать человеку, который и так борется с собой, чтобы сохранить разумное спокойствие!
— Позволь мне сказать хотя бы пару слов, — ответил Кугель. — Если ты вернешься после своего гадания и обнаружишь меня здесь на траве мертвым и иссохшим, выйдет, что ты зря потратил время на определение моего наказания.
— В возвращении жизненной силы нет ничего сложного, — сказал Фарезм. — В твой приговор вполне может войти целый ряд смертей.
Он направился было к своей гадальне, но потом вернулся.
— Идем. Легче накормить, чем потом возвращаться за тобой на дорогу.
Ноги Кугеля вновь обрели свободу, и он последовал за Фарезмом через широкую арку в гадальню. В просторной комнате со скошенными серыми стенами, освещенной трехцветными многогранниками, Кугель поглощал пищу, которую сотворил Фарезм. А сам волшебник в это время уединился в рабочей комнате, где занялся гаданиями. По мере того как шло время, Кугель начал беспокоиться и три раза подходил к арочному входу. Каждый раз его задерживало явление, которое показалось сначала в облике вурдалака, потом как зигзагообразная вспышка энергии и, наконец, как два десятка сверкающих пурпурных ос. Обескураженный, Кугель подошел к лавке и стал ждать, подперев ладонями подбородок.
Фарезм наконец появился снова. Его одежды были помятыми, а легкий желтый пушок волос вздыбился и торчал множеством маленьких иголочек. Кугель медленно поднялся на ноги.
— Я установил местонахождение всеобщей сущности, — изрек Фарезм голосом, подобным ударам гонга. — Освободившись в возмущении из твоего желудка, она удалилась на миллион лет в прошлое.
Кугель с торжественным видом покачал головой.
— Не отчаивайся! Возможно, существо решит снова заглянуть сюда.
— Кончай болтать! Необходимо вернуть всеобщую сущность. Идем.
Кугель неохотно последовал за Фарезмом в небольшую комнату со стенами, облицованными голубой плиткой, и потолком в виде высокого купола из синего и оранжевого стекла. Фарезм указал на черный диск в центре пола.
— Встань туда.
Кугель мрачно повиновался.
— В некотором смысле я чувствую, что…
— Молчать! — Фарезм шагнул вперед. — Обрати внимание на этот предмет!
Он продемонстрировал сферу размером с два кулака, тонко вырезанную из слоновой кости.
— Здесь ты видишь узор, который явился основой для моей великой работы. Он выражает символическое значение абсолютного ничто, к которому должна притягиваться всеобщая сущность, согласно второму закону круптороидального подобия Крэтинджея. Ты знаком с этим законом?
— Не во всех деталях, — сказал Кугель. — Но каковы твои намерения?
Губы Фарезма шевельнулись в холодной усмешке.
— Я собираюсь испробовать одно из наиболее действенных заклинаний, которые когдалибо были созданы; заклинание столь капризное, жестокое и чреватое последствиями, что Фандааль, старший волшебник Великого Мотолама, запретил его использование. Если я смогу обуздать его, ты перенесешься на миллион лет в прошлое. И останешься там, пока не выполнишь свою миссию, после чего сможешь вернуться.
Кугель быстро сошел с черного диска.
— Я не тот человек, который пригоден для выполнения миссии, какой бы она ни была. Я настоятельно рекомендую тебе послать когонибудь другого!
Фарезм проигнорировал его увещевание.
— Миссия, естественно, состоит в том, чтобы ввести символ в контакт со всеобщей сущностью.
Он достал клубок перепутанных серых нитей.
— Для того чтобы облегчить твои поиски, я наделю тебя этим инструментом, который соотносит все возможные вокабулы с каждой мыслимой системой значений.
Он сунул переплетение нитей в ухо Кугеля, где клубок тут же соединился с нервом, ответственным за слух.
— Теперь, — сказал Фарезм, — тебе достаточно послушать незнакомый язык в течение трех минут, чтобы свободно изъясняться на нем. И еще один предмет, необходимый для успеха предприятия, — кольцо. Обрати внимание на камень: если ты приблизишься к всеобщей сущности на расстояние лиги, огоньки, вспыхивающие внутри камня, укажут тебе путь. Все ясно?
Кугель нехотя кивнул.
— Стоит подумать о другом. Предположим, твои расчеты неточны и сущность вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет, что тогда? Я проживу всю свою жизнь в той, возможно варварской, эпохе? — сварливо спросил Кугель.
Фарезм недовольно нахмурился.
— В подобной ситуации возможна ошибка в десять процентов. Моя система вычислений редко дает отклонение больше чем на один процент.
Кугель занялся подсчетами, но тут Фарезм указал ему на черный диск.
— Назад! И не смей сходить с него!
Кугель, обливаясь потом, с подгибающимися коленями, вернулся на указанное ему место. Фарезм отошел в дальний конец комнаты, где ступил внутрь кольца, свернутого из золотых трубочек, которые взметнулись вверх по спирали. Он взял со стола четыре черных диска и принялся жонглировать ими с такой фантастической ловкостью, что они слились у Кугеля в глазах в одно неясное пятно. Наконец Фарезм отбросил диски прочь, они повисли в воздухе, вращаясь, кружась и постепенно перемещаясь по направлению к Кугелю.
Потом Фарезм взял белую трубку, плотно прижал ее к губам и проговорил волшебные слова. Трубка раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрутил конец, громогласно прокричал заклинание, швырнул шар на вращающиеся диски, и все взорвалось. Кугеля чтото закружило, схватило, дернуло, потом сжало. Среди слепящих огней и искаженных образов несчастный перенесся за пределы своего сознания.
Кугель очнулся в сиянии золотистооранжевого солнечного света, яркогопреяркого. Он лежал на спине и глядел в небо, теплое и синее, более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго, привычное с детства. Он ощупал свои руки и ноги и, не обнаружив повреждений, сначала сел, потом медленно поднялся, моргая от непривычно яркого света.