— За дело! — воскликнул Лайен.
Голос у него был звонкий и пронзительный, как флейта.
— Сначала, — он с комической важностью взмахнул рукой, — я должен позаботиться, чтобы наши откровения были произведены со всей серьезностью и правдивостью.
Он нырнул в тайник под плитами пола и вернулся с четырьмя каменными жезлами. Первый положил мужчине поперек бедер, второй — поперек первого, через пах, так, чтобы малейшее его усилие отзывалось болью в бедрах и пояснице пленника. Он испробовал свое приспособление и залился квохчущим смехом, когда мужчина вскрикнул. То же самое он проделал и с женщиной.
Т’сейс недоуменно наблюдала за его приготовлениями. Очевидно, молодой человек намеревался причинить пленникам боль. Неужто таковы земные обычаи? Впрочем, ей ли об этом судить? Ей, кому неведомо ничего о добре и зле.
— Лайен! Лайен! — взмолился мужчина. — Пощади мою жену! Она ничего не знает! Пощади ее, и я отдам тебе все, что мне принадлежит, и буду служить тебе до конца своей жизни!
— Ого! — расхохотался Лайен, и перья у него на шляпе заколыхались. — Спасибо, спасибо тебе за столь щедрое предложение. Но Лайен не нуждается ни в хворосте, ни в репе. Лайену по вкусу шелка и золото, блеск кинжалов, стоны дев на ложе любви. Так что спасибо тебе, но я ищу братца твоей женушки, а когда она начнет кричать и задыхаться, ты расскажешь мне, где он прячется.
Сцена начала обретать смысл. Пленники утаивали что-то такое, что юноша желал знать, поэтому он намеревался мучить их до тех пор, пока они не покорятся его воле. Ловкий прием, Т’сейс такое едва ли пришло бы в голову.
— А теперь, — продолжал Лайен, — я должен удостовериться, что правда не будет искусно переплетена с ложью. Видишь ли, — доверительно сообщил он, — под пыткой едва ли у кого-то хватит духу что-то выдумывать, и потому человек говорит только чистую правду.
Он выхватил из костра пылающую головню, пристроил ее между связанных лодыжек мужчины и метнулся к женщине.
— Я ничего не знаю, Лайен, — пролепетал пленник. — Я ничего не знаю, правда!
Лайен, разочарованный, отступил. Женщина потеряла сознание. Он вытащил головню и брюзгливо швырнул ее обратно в костер.
— Какая досада! — воскликнул он, однако очень скоро к нему вернулось хорошее расположение духа. — Впрочем, времени у нас много.
Он огладил свой острый подбородок.
— Может быть, ты говоришь правду, — протянул он. — Тогда, наверное, нам стоит порасспросить твою милую женушку.
Он привел женщину в себя несколькими оплеухами и нюхательным снадобьем, которое сунул ей под нос. Она оцепенело взглянула на него, ее распухшее лицо исказилось.
— Слушай внимательно, — сказал Лайен. — Я приступаю ко второму этапу допроса. Я рассуждаю, думаю, выдвигаю гипотезы. Предположим, муженек не знает, куда сбежал тот, кого я ищу, предположим, об этом известно одной только женушке.
Рот женщины слегка приоткрылся.
— Он ведь мой брат… пожалуйста…
— Ага! Значит, ты знаешь! — обрадовался Лайен и принялся расхаживать туда-сюда перед костром. — Да, ты знаешь! Попробуем еще разок сначала. Слушай меня внимательно. При помощи вот этого жезла я сейчас превращу ноги твоего муженька в кашу и перебью ему хребет так, что он вылезет у него из брюха, если ты не заговоришь.
Он взялся за дело.
— Молчи… — прохрипел мужчина, корчась от боли.
Женщина бранилась, рыдала, умоляла.
— Я расскажу, я расскажу тебе все! — крикнула она наконец. — Деллар отправился в Эфред!
Лайен ослабил пытку.
— В Эфред. Вот как. В землю Стены. — Он поджал губы. — Возможно, это и так. Но мне что-то не верится. Ты должна повторить все то же самое еще раз, только под воздействием языкоразвязывателя.
С этими словами он вытащил из костра головню и пристроил ее между лодыжек женщины, а сам вновь занялся мужчиной. Пленница молчала.
— Говори, женщина! — тяжело дыша, рявкнул Лайен. — Я уже весь взмок.
Женщина молчала. Глаза ее были широко раскрыты, остекленевший взгляд устремлен куда-то кверху.
— Она мертва! — закричал ее муж. — Мертва! Моя жена умерла! А-а! Ты, Лайен, дьявол, ты — подлец! — вопил он. — Будь ты проклят! Во имя Тхиала, во имя Краана…
Голос у него сорвался.
Т’сейс стало не по себе. Женщина мертва. Разве убийство не дурно? Так сказал Пандельюм. Если эта женщина была хорошей — не зря ведь Лайен назвал ее милой, — тогда он сам плохой. Конечно, они оба из плоти и крови. Но все равно, замучить живое существо до смерти — гнусно.