Теперь рев тревожного рога в храме Каздала слился с трезвоном на другом конце города.
Летучий корабль медленно плыл по ночному небу.
— Взгляни! — Элаи схватила его за руку.
На улицах толпились люди с факелами, мужчины и женщины, серые и зеленые, перепуганные тарарамом.
— Юлан Дхор! — ахнула Элаи. — Я вижу! Вижу! Люди в зеленом! Возможно… Неужели они были всегда…
— Колдовство, сковывающее рассудок, рассеялось, — улыбнулся Юлан Дхор, — и не только у тебя. Там, внизу, они тоже видят друг друга.
Впервые серые и зеленые взглянули друг на друга. Лица их кривились, искажались. В трепещущем свете факелов Юлан Дхор различил, как они с отвращением шарахаются друг от друга, до него донеслись смятенные крики: «Демон!.. Демон!.. Серый призрак!.. Гнусный зеленый демон!»
Тысячи обезумевших горожан с факелами в руках опасливо пробирались мимо друг друга, злобно переглядываясь, переругиваясь, издавая крики ярости и страха, — несчастные люди, запутавшиеся, с искалеченным рассудком.
Словно повинуясь какому-то тайному знаку, толпа бросилась в драку, и от полных ненависти криков кровь застыла в жилах у Юлана Дхора. Элаи с плачем отвела глаза. Страшные злодейства творились внизу; мужчины, женщины, дети — никто не мог рассчитывать на пощаду, если был облачен в одежду вражеского цвета.
С краю толпы послышался громкий рык, злорадный, торжествующий, и появился десяток неуклюжих гаунсов, великанов в сравнении с серыми и зелеными. Они рвали, терзали, раздирали людей на куски, и взаимная безумная ненависть растаяла перед лицом страха. Серые и зеленые расступились и бросились по домам, гаунсы продолжали рыскать по улицам в одиночку.
Юлан Дхор с усилием отвел взгляд и схватился за голову.
— Неужели все это — дело моих рук? Мое деяние?
— Рано или поздно это бы случилось, — через силу произнесла Элаи. — Если бы только Земля не погибла раньше…
Юлан Дхор взял в руки обе таблички.
— Вот то, ради чего я проделал весь этот путь, — таблички Рогола Домедонфорса. Ради них я отправился в тысячемильное путешествие по Мелантину. Теперь они у меня в руках, но толку от них не больше, чем от бесполезных осколков стекла…
Корабль взмыл в небо, и Ампридатвир остался далеко внизу кучкой переливчатых бледных кристаллов в свете звезд. В неярком свечении приборной панели Юлан Дхор сложил две таблички вместе. Значки слились, превратились в письмена, и на прозрачном материале проступили слова древнего мага:
«Вероломные дети мои! Рогол Домедонфорс умер и тем самым обрел жизнь вечную в Ампридатвире, который любил всей душой и которому служил верой и правдой! Когда разум и добрая воля вновь возродят в городе порядок или же насилие и кровопролития научат неразумных обуздывать доверчивость и страсть, а в живых не останется никого, кроме самых стойких, тогда эти таблички будут прочитаны. Пусть тот, кто читает эти слова, отправится в башню Судьбы с желтым куполом, поднимется на самый верхний этаж, покажет красное левому глазу Рогола Домедонфорса, желтое — правому, а затем голубое — обеим сразу, и тогда он разделит могущество Рогола Домедонфорса».
— Где эта башня Судьбы? — спросил Юлан Дхор.
Элаи покачала головой.
— У нас есть башня Родейла, Красная башня, башня Кричащего призрака, башня Трубы, Птичья башня и башня Гаунсов, а о башне Судьбы мне ничего не известно.
— У какой из башен желтый купол?
— Не знаю.
— Утром отправимся на поиски.
— Утром, — согласилась она, сонно приникая к нему.
— Утром… — повторил Юлан Дхор, гладя ее по желтым волосам.
Когда взошло дряхлое красное солнце, они отправились на летучем корабле обратно к городу и обнаружили, что ампридатвирцы пробудились раньше их и жаждут крови.
Драки и убийства происходили не столь стихийно, как накануне ночью. Теперь горожане вели себя более хитроумно. Мужчины сбивались в группки и подкарауливали какого-нибудь одинокого прохожего или же вламывались в дома и душили женщин и детей.
— Скоро в Ампридатвире некого будет спасать, — пробормотал Юлан Дхор. — К чему тогда могущество Рогола Домедонфорса? — Он обернулся к Элаи. — У тебя есть родня?
Она покачала головой.
— Я всю жизнь жила со скучным тираном дядей.