Я знаю, что люди говорят так в шутку, но это лишь напоминает мне о безжизненном теле Оливии. Не то чтобы я переставала думать о ней. Каждая моя мысль — о ней или о ее брате. Это ошеломляет и утомляет. Это никогда не прекращается. Даже во сне.
— Ну, — говорю я, — не я.
Горький смех вырывается из меня, а глаза наполняются слезами.
Дарла на мгновение умолкает, обдумывая мои слова.
— Что ты имеешь в виду? — наконец говорит она. Я слышу дрожь в ее голосе.
Я пожимаю плечами, и мои губы дрожат. Мое дыхание сбивается, и я издаю дрожащий всхлип, а из глаз текут слезы.
— Что случилось? — спросила она спокойно, понизив тон.
Я не произношу ни слова. Не могу остановить свои эмоции, когда они вырываются наружу. Они похожи на чертову тошнотворную карусель, смешанную с торнадо, и моя грудь взрывается от боли.
Дарла остается на линии, терпеливо ждет, не заставляя меня ничего говорить. Может быть, потому что знает, что я брошу трубку. Или потому, что она хорошо знает свою работу.
Собака-Один садится мне на живот и лижет мой нос. Я глажу его по голове, и грустное хихиканье отдается в моем теле.
— Хороший мальчик, — шепчу я, всхлипывая.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Я обдумываю ее вопрос. Хочу ли я говорить об этом? Нет. Нужно ли мне это? Возможно. Однажды она сказала мне, что сдерживание эмоций принесет мне больше боли, чем их выплеск. И я ей верю.
— Да, — вздыхаю я.
Я рассказываю ей все, не упуская ни одной детали. Наверное, в глубине души я жаждала рассказать кому-нибудь об этом. Каждое слово из моего рта уносит с собой камень с моего сердца. Дышать вдруг становится намного легче.
Она не перебивает меня и не делает замечаний. Дарла позволяет мне плакать, делать перерывы, когда я чувствую, что больше не могу говорить, ждет меня и терпеливо слушает. Она не говорит, что ей жаль, что часто говорят люди в такие моменты. Она молчит.
— А я еще даже не открыла письмо, — признаюсь я, и она втягивает воздух.
— Я думаю, тебе стоит. Есть большой шанс, что это поможет тебе почувствовать себя ближе к ней.
Я киваю и смотрю в потолок.
— Ты можешь думать, что была на правильном пути, и смерть Оливии лишила тебя его, но ты все еще на нем, Индиго. Пока ты не упадешь, все будет хорошо.
— Как я могу убедиться в том, что не упаду?
— Найди что-нибудь, что будет держать тебя на ногах.
— Например?
— Мелочи. Ухаживай за садом, прочитай письмо, рисуй или начни бегать. Все то, что может помочь отвлечься от мыслей.
— Ага, — соглашаюсь я, думая о том, как я провела последнюю неделю.
Я только просыпалась, плакала, ела, смотрела фильмы, плакала еще, а потом спала. Выглядит жалко. Это не то, чего я хочу от своей жизни. Я не сделала ни одного шага вперед, чтобы потом сделать еще тысячу назад.
— И я ожидаю увидеть тебя завтра, — говорит она материнским тоном, почти заставляя меня рассмеяться.
Я кладу трубку и смотрю на белый конверт на столе, на котором написано мое имя. Он лежал там с тех пор, как она умерла. Элиас прочитал свое. Забрал его с собой. Мы все слышали, как его отец читал то, что было посвящено всем нам, но смелость прочитать свое так и не пришла.
К черту.
Я выхватываю его и разрываю, стараясь не повредить бумагу внутри. Я разворачиваю письмо и вздрагиваю, когда вижу ее аккуратный почерк.
«Привет, Блу!
Встретила здесь твою бабушку. Она очень милая. Она заплетает мне волосы и рассказывает мне истории о тебе. Она даже показывала мне твои детские фотографии. Она хочет, чтобы ты знала, что у нее есть свой сад, в котором растет Гриб, и что она хорошо о нем заботится. Теперь я тоже буду заботиться о ней.
Мне здесь хорошо. Я счастлива. Нет навязчивых мыслей, нет грусти. Все здесь довольны.
Я больше всего хочу, чтобы у вас, ребята, был мир, и я не обрету свой, пока это не случится. Я знаю, что это было эгоистично с моей стороны, и мне жаль, что вы чувствуете то, что чувствуете сейчас, но если бы было что-то, что могло бы мне помочь, я обещаю, я бы осталась. Никакая терапия не может стереть эти моменты. Они повторялись целых два месяца.
В своих мыслях я так и не выбралась, Блу. Знаешь ли ты, каково это застрять в собственном разуме? В своих собственных воспоминаниях. Я хотела выбраться. Я хотела покончить с этим.
И я это сделала. И это хорошее чувство. Как вдохновляющее начало.
Ты должна видеть это так же, как и я. Ты же не хочешь, чтобы мне было грустно? Тогда не грусти. Подумай о том, что это освободило меня от боли, которую я испытывала. Я люблю тебя. Я знаю, что у меня никогда не было возможности сказать тебе об этом, но я люблю. Ты была моим единственным другом, и какой бы сварливой ты ни была вначале, ты превратилась в эту прекрасную женщину. В женщину, у которой есть смелость сказать вслух, что у нее есть проблема, и она готова с ней справиться.
Ты просто сказала: «К черту!». Мама бы точно закричала: «Следи за языком!». Ты выползла из темноты, да, хоть ты и боролась с демонами на каждом шагу, но все равно продолжала идти.
Я так горжусь тобой. Не позволяй случившемуся снова опустить тебя. Я не хочу быть причиной твоего возвращения назад. Ты достаточно сильна, чтобы сопротивляться. Я просто знаю это. Ты сделала это однажды. Теперь тебе нужно только держаться, а это гораздо проще.
Пожалуйста, позаботься об Элиасе. Я вижу, как он смотрит на тебя. Я даже вижу, как ты смотришь на него, когда думаешь, что он не замечает. Он тот самый, Индиго. Перестань сомневаться. Перестань спрашивать себя, получится ли это. Получится! Я здесь, наверху, делаю все возможное, чтобы защитить ваши отношения. Ты просто должна быть готова бороться за них.
Он любит тебя. Я уверена, что он еще не знает об этом, и что-то подсказывает мне, что ты тоже не знаешь о своих чувствах, но пройдет не так много времени, пока вы оба это поймете.