— У меня не хватит денег на билет первого класса, — со вздохом произнёс Сэмми, печально глядя на удобный диван и, видимо, сравнивая его с перспективой провести ближайшие сутки на полу в вагоне третьего класса. Фолкнер слегка сгустил краски — если мальчишка оплатит проезд, то кусок скамьи для него, скорее всего, найдётся. Но ему очень не хотелось, чтобы тот уходил.
В этот момент дверь, ведущая в коридор, отъехала в сторону, и в купе заглянул кондуктор.
— Господа, прошу предъявить ваши билеты.
— Не успел, — прошептал Сэмми, вскочив с пола и растерянно оглядываясь, словно ища пути к отступлению.
— Да, пожалуйста, — Фолкнер спокойно достал из внутреннего кармана сюртука два билета и протянул их кондуктору. — Сядь, Сэмми, не маячь.
Внимательно рассмотрев билеты, кондуктор бросил слегка удивлённый взгляд на мальчика, чья одежда никак не вязалась с обстановкой купе первого класса.
— Какие-то проблемы? — холодно поинтересовался Фолкнер, приподняв бровь.
— Никаких, сэр, — поклонившись, кондуктор вернул билеты мужчине и исчез, пожелав перед этим: — Приятной поездки.
— Теперь ты можешь сесть, наконец, — хмыкнул Фолкнер, поскольку Сэмми так и стоял всё это время. Тот послушно и с заметным облегчением опустился напротив него, но тут же вновь подскочил.
— Это ваше? — в его руках была та самая валентинка, наверное, её сквозняком унесло на соседний диван. Фолкнер взял её в руку и задумчиво повертел перед глазами, а потом сунул в саквояж.
— Вот скажи мне, парень, для чего нам этот праздник, если Господь забирает лучших из женщин, чёрт — всех остальных, а мы остаёмся ни с чем?
— Я не знаю, сэр, — Сэмми пожал плечами. — У меня ещё никто женщин не забирал.
— Надо думать! — хмыкнул Фолкнер, прикидывая, сколько мальчишке лет. На вид — двенадцать-тринадцать, но взгляд был совсем не детским. Ладно, пусть будет пятнадцать. — И я так понимаю, никакая девочка не бросала тебя ради соседского мальчишки? Нет? Ну, значит, у тебя ещё всё впереди.
— А у вас кто отобрал? — осторожно спросил мальчик. — Бог или чёрт?
— Оба. Моя жена умерла десять лет назад от родов. А бывшую будущую невесту сегодня утром я застал в постели с другим. Приехал на день раньше срока, собирался сделать ей сюрприз. Но получил сюрприз сам. Банально до ужаса, верно?
— Угу, — промычал мальчик, поглубже натягивая кепку на лоб, так, что козырёк практически скрыл его глаза, зато полыхнувшие румянцем щеки были очень даже заметны.
«Нет, не пятнадцать. Двенадцать, максимум», — мысленно поправился Фолкнер.
— В общем, мы планировали встретиться завтра, в день Святого Валентина. Но моя мама захотела познакомиться с потенциальной невесткой и попросила меня привезти её в Чикаго — она как раз задумала устроить вечер в честь праздника. Моя мама — очень романтичная женщина. Я согласился, немного изменил расписание своих поездок и был в Миннеаполисе уже сегодня утром. Зашёл к ней в спальню, хотел разбудить поцелуем. Это оказалось ненужным, её уже разбудили до меня.
— И что вы сделали, сэр? — любопытные глаза цвета шоколада выглянули из-под козырька.
— Ничего. Развернулся и ушёл, — пожал плечами Фолкнер.
— Это был её билет? — догадался мальчик.
— Верно. Я не стал его сдавать. Хотел побыть в купе один.
Он осознал, что не случайно произнёс слово «хотел» в прошедшем времени. Потому что больше он этого совсем не хотел.
— Вы, наверное, были очень расстроены, — в голосе Сэмми слышалось явное сочувствие.
— Скорее — раздосадован. Я не любил Марджери, просто она казалась мне подходящей кандидатурой на роль жены. Я очень хочу детей.
— Но если вы кого-нибудь полюбите?..
— Сомневаюсь. Со смерти Пруденс прошло уже десять лет, а я так больше никого и не полюбил. Не думаю, что в будущем что-то изменится. Мне уже двадцать девять, и я не хочу быть слишком старым, когда придёт время обучать своего сына верховой езде, а дочь — игре в крикет.
Фолкнер не понимал, почему разоткровенничался с этим ребёнком. Может, сработал феномен «случайного попутчика», когда изливаешь душу незнакомцу, которого никогда больше не увидишь. Или было что-то в этих внимательно и сочувствующе глядящих глазах цвета шоколада, что заставляло рассказывать этому парнишке Сэмми то, что не рассказал бы даже матери. Она ведь была уверена, что её сын наконец-то вновь полюбил. Эх, мама, знала бы ты.
— А мне кажется, что любовь всё равно нужно ждать, и она обязательно придёт, — задумчиво протянул мальчик, теребя прядь волнистых волос, падающих на глаза.
— В твои годы я тоже в это верил, — вздохнул Фолкнер и решил сменить тему. — Почему ты продолжал бежать вдоль поезда, когда перрон кончился? Там же неудобно?
— Я надеялся запрыгнуть на вагонную сцепку, когда она будет проезжать мимо.
— С ума сошёл? Даже если бы тебе это удалось, и тебя сразу не затянуло бы ты под колёса, сколько ты смог бы продержаться на ней, как думаешь?
— До следующей остановки.
— Она только утром.
— Что? Но я думал… А этот поезд вообще куда идёт?
— В Чикаго.
Сэмми застонал и стукнулся затылком о стенку купе. От этого кепка свалилась с его головы, но он этого не заметил и, вцепившись в неровно подстриженные волосы, стукнулся ещё раз.
— Эй, парень, в чем дело? — Фолкнер быстро пересел на соседний диван и придержал мальчика за хрупкое плечо, удерживая от дальнейших ударов.
— Я сел не в тот поезд. И теперь я еду в противоположном направлении. Моя цель всё дальше, и я не уверен, хватит ли мне теперь денег добраться до Сиэтла даже третьим классом.
— Эй, стоп, отставить панику! Что бы там ни было — я позабочусь, чтобы ты благополучно добрался до места назначения. Тебе нужно успеть к определённому сроку?
— Нет, меня никто не ждёт. Но почему вы хотите помочь мне?
— Спроси что полегче. Я и сам не понимаю. Но, поскольку я втащил тебя в своё купе, то теперь вроде как за тебя отвечаю. Так что на будущее — никаких запрыгиваний на вагонную сцепку. Это смертельно опасно. Договорились? — Фолкнер потрепал парнишку по вихрам. — Господи, кто тебя стриг?
— Кухарка.
— Заметно. И, похоже, овечьими ножницами.
— Нет, обычными. Просто она торопилась…
— Она торопилась, ты торопился… А в итоге мог погибнуть! — Фолкнер вдруг представил себе подобную картину и почувствовал, как что-то защемило в груди. Странное, почти забытое ощущение.
— А какая разница? — уткнувшись взглядом в колени, глухо пробормотал Сэмми. — Поймай они меня — мне бы всё равно не жить.
— Так, и мы снова вернулись к твоему побегу от этих громил. Может, теперь-то расскажешь? Я обещаю тебе: что бы я ни услышал, в любом случае помогу тебе добраться туда, куда тебе нужно.
— Ладно, — тяжело вздохнул Сэмми. — Слушайте. В общем, мой дедушка, который умер около года назад, был очень богат, а я — его единственный наследник.
— Что-то не особо ты похож на богатого наследника, — Фолкнер оглядел потрёпанную одежду мальчика, от застиранного ворота рубашки до сбитых носков ботинок.
— Я знаю, — вытягивая нитку из обшлага пиджачка, согласился Сэмми. — Это для маскировки. Одежда не моя.
— Заметно. Вещи явно не твоего размера. Ладно, если ты богатый наследник, то почему эти люди хотели тебя убить?
— Они хотели меня вернуть. Сейчас я нужен живым. Пока — живым.