Выбрать главу

Он хорошо помнил, что лёг спать в кальсонах, которые теперь, почему-то валялись на полу у двери, выходящей в коридор. И когда только он успел их снять? Неужели раздеваясь во сне, он стащил с себя одежду и наяву тоже? Чтобы хоть как-то прикрыться, добираясь до чемодана с одеждой, Фолкнер потянул одеяло, чтобы обмотаться им, и замер, в ужасе глядя на небольшое пятно крови, резко выделяющееся на белой простыне.

Какое-то время он пытался осмыслить происходящее, пока осознание не навалилось, ударив, словно обухом по голове. Это был не сон! Он действительно этой ночью занимался любовью с Самантой и лишил её девственности. Господи, она же пришла его успокоить, а он! Что же он натворил? Затащил в постель невинную девушку. И ведь чувствовал же эту робость, неумелость…

Да, но он же считал, что это просто сон. Невероятно яркий, реалистичный, но всё же сон. Почему она позволила ему? Почему не ударила, не закричала на него, не дёрнула за волосы, в конце-то концов? Он бы остановился. Наверное… В тот момент он плохо соображал, действовал скорее на инстинктах… И он даже толком не подготовил её, а она же была девственницей…

— Я сделал тебе очень больно? — выдавил он, с ужасом ожидая ответа.

Девушка вскинула голову, проследила за его взглядом и, увидев пятно, залилась румянцем так, что запылали даже уши.

— Саманта? — чуть более требовательно спросил Фолкнер.

— Нет, — прошептала она, но взглянув в недоверчивое лицо мужчины, поправилась. — Немножко. В самом начале. А потом прошло. И стало приятно. Очень.

— Хорошо, — выдохнул Фолкнер, обернул одеяло вокруг талии и, пересев на постель Саманты — к чёрту приличия, они уже практически женаты, хотя она об этом ещё не знает, — взял её за руки.

— Саманта…

— Сэмми, — поправила она. — Меня все зовут Сэмми. Кроме… опекунов.

— Сэмми. — Фолкнер улыбнулся и легонько коснулся щеки пальцами. — Моя красавица.

— Красавица, ага, — вздохнула девушка, теребя неровно обрезанные кудряшки.

— Красавица! — подтвердил Фолкнер, ни капли не кривя душой. Удивительно, что вчера он этого не заметил, точнее — заметил, но не придал значения. Мало ли на свете симпатичных мальчиков? Но теперь он видел всё — и нежный овал лица, и изящный рисунок губ, и аккуратный носик, и светлую, чистую кожу лица, на которой так легко появлялся румянец. Даже слегка оттопыренные ушки казались ему очаровательными. Но самое прекрасное — это глаза. Огромные, цвета шоколада, осенённые длинными густыми ресницами, сейчас они смотрели на него вопросительно, чуть испуганно и при этом с какой-то затаённой надеждой.

— Сэмми, почему ты не помешала мне? Почему не остановила?

— Потому что я не хотела тебя останавливать, — чуть слышно призналась девушка.

— Но… но я же был для тебя практически незнакомцем! — То, что сам он встретил Сэмми-Саманту менее суток назад, было неважно, Фолкнер знал твёрдо и окончательно, что любит эту девушку, и это навсегда.

— Нет, — покачала она головой. — Я знала тебя. Ты же приходил к дедушке.

— Но мы не встречались! Я бы тебя обязательно запомнил.

— Нет, не встречались. Но я тебя видела. Каждый раз, когда ты приходил, я наблюдала за тобой. Сквозь перила галереи. Или из окна. Дедушка как-то сказал, что когда мне исполнится семнадцать, то он устроит бал, пригласит тебя и познакомит нас официально. А пока, он говорил, рано. Но он так и не успел…

Надежда, зародившаяся в душе Фолкнера, росла с каждым словом девушки. И он решил пойти ва-банк. Приподняв её лицо за подбородок и глядя в огромные глаза цвета шоколада, он торжественно произнёс.

— Саманта Винслоу, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Клянусь любить, почитать и лелеять тебя до конца моих дней. Скажи, есть ли у меня хоть какой-то шанс на взаимность? Могу ли я надеяться на ответное чувство? Если понадобится, я готов ждать сколь угодно долго, только бы ты стала моей.

— Не понадобится, — ответила Саманта, и на её лице появилась счастливая улыбка. — Ждать не понадобится. Ах, Калеб, неужели ты думаешь, что я осталась бы с тобой, — она кивнула на его постель с недвусмысленным пятном, — если бы уже не любила тебя? Но я не думала, что у меня есть какая-то надежда, поэтому хотела хоть раз испытать…

— Сэмми, моя Сэмми! — не дав ей договорить, Фолкнер крепко прижал её к себе, а потом коснулся её губ, узнавая их вкус, их форму, их мягкость, то, что он уже испытывал этой ночью, даже не осознавая, какое сокровище держал в руках, но уже тогда, инстинктивно, боясь её потерять. И в этот раз её губы ответили сначала робко, но уже спустя несколько секунд целовали его с не меньшей страстью.

Нескоро они смогли оторваться друг от друга. В какой-то момент Фолкнер перетащил Саманту к себе на колени, и сейчас она сидела, прижавшись щекой к его плечу и стараясь отдышаться. А он был готов сидеть вот так, держа в объятиях своё сокровище, вечно.

— А ты помнишь, какое сегодня число? — спросил он.

— Четырнадцатое февраля.

— День Святого Валентина. День всех влюблённых. А значит — и наш с тобой тоже. Кажется, Святой Валентин очень постарался, сводя нас вместе. Погоди-ка минутку.

И аккуратно ссадив Саманту с колен, хотя ему совсем не хотелось этого делать, Фолкнер встал, поправил одеяло, чтобы не свалилось, а потом залез в саквояж и вынул оттуда валентинку. Не ту, которую Саманта уже видела, а другую. Мама не обидится, особенно учитывая, что она вообще не в курсе, какая из валентинок предназначалась ей.

— Помнишь, когда ты нашла ту валентинку, я задал тебе вопрос?

— Для чего нам этот праздник?

— Да. Теперь я знаю ответ. Когда или Господь, или чёрт, или оба сразу, оставляют нас в одиночестве, в дело вмешивается Святой Валентин, и всё исправляет. Он подарил мне тебя. Ты примешь от меня эту валентинку?

— Конечно, — со слезами на глазах ответила Саманта, прижимая валентинку к груди. Фолкнер уселся рядом, снова усадил её к себе на колени и прижался губами к её макушке.

— Нет, я не повезу тебя к своему парикмахеру. Думаю, мама что-нибудь придумает, у неё в таких делах огромный опыт.

— Ой, Калеб, твоя мама! Что ты ей скажешь?

— Правду. Она ведь ждёт, что я представлю ей свою невесту. Она её получит.

— Но… Но я же… — не подобрав слов, Саманта просто показала на свою одежду и волосы.

— Это не важно, Сэмми. Моя мама будет счастлива тебя видеть хотя бы только потому, что счастлив я. Она так давно об этом мечтала. А когда она узнает тебя получше, она тебя полюбит, так же как и я. Обещаю!

— Ладно… — девушка доверчиво уткнулась носом в его обнажённое плечо, даже не догадываясь, какую бурю чувств вызвало в нём это невинное прикосновение. — Но я всё равно волнуюсь.

— Кажется, я знаю, как развеять твоё волнение. Вот только… Скажи мне Сэмми, только честно, ты себя хорошо чувствуешь? Ничего не болит?

— Нет, — она потрясла головой, в очередной раз заливаясь краской до ушей. — Я в порядке. Честно.

— Ну, тогда… — задумчиво протянул Фолкнер. — До Чикаго нам ехать ещё около четырёх часов. Завтрак и сборы — это час, максимум — полтора. Знаешь, как мы убьём оставшееся время?

— Сыграем в покер? — глядя на него невинными глазами цвета шоколада, предположила Саманта. Слишком невинными глазами, в глубине которых плясали смешинки.

— Сыграем, но не в покер, — усмехнулся Фолкнер. — И эта игра тебе понравится гораздо больше, обещаю!

И он вновь припал к её губам.