Поверх картошки в автобус нагрузили еще горны, барабаны, отрядные флажки и пионерскую форму, чтобы к заезду все было в наличии. На доске объявлений треста пламенела информация, что отправка детей состоится 14-го июня. В объединенном профкоме твердо надеялись, что все именно так и будет и распределяли путевки. И автобус «Икарус» с надписью «Миннефтегазстрой» на борту и знаком «Дети» на лобовом стекле срочно отправился в Анапу и Сукко.
Когда Миронов добрался до места назначения, оказалось, что в лагере забастовка, и никто из командированных на строительстве не работает. Сначала к автобусу сбежались все, в надежде, что приехало начальство и привезло зарплату и командировочные. Но обнаружив в нем одного только пропыленного водителя и пионерскую атрибутику, снова разбрелись: кто лежать в тени, кто загорать на солнце, а кто спать в вагончике. В вагончик к двум таким любителям вздремнуть в дневное время — молодым хохлам Остапу и Богдану, определился на жительство и Миронов. Одного взгляда на соседей Колонтайцу хватило, чтобы понять, что перед ним такие же как и он сам, условно освобожденные «химики», которым надо представиться по форме, внушительно и ненавязчиво, но чтобы произвести впечатление. Скинув одежду, он растянулся на матраце в одних плавках. Татуировка на бедре Колонтайца, в результате негласного изучения, на «химиков» произвела впечатление такое же, как маршальская звезда — на ефрейтора. Теперь, когда ранги сторон выяснились, Колонтаец (так он им представился), потребовал доложить обстановку.
В ходе «базара» выяснилось, что на объекте почти все «химики», кроме шофера грузовика Васьки и трех плотников, которые держатся отдельно, но «голодную» забастовку поддерживают. Голодную потому, что деньги, взятые с собой, у всех в бригаде кончаются, питаться из магазина не по карману, а в дешевую совхозную столовую, жадный директор совхоза Волков распорядился приезжих не пускать, на том основании, что обеды для своих рабочих дотируются из совхозной кассы и на приезжих дотация не распространяется, поскольку и школа и лагерь при ней — объекты не совхозные. И вообще, по его мнению, — с сибирскими деньгами на южную дотацию расчитывать стыдно. А голодать, выходило, можно. Будто сибиряки не советские люди. Завхоз же, вместо того, чтобы решать общие вопросы, занимается своими — смотрит чего бы стырить со строительства для своего хозяйства. И если все работники с этого лагеря до сих пор «не подорвали», то лишь потому, что ни документов, ни денег на дорогу нет, а спецкомендатура для «химиков» наоборот — имеется и не дремлет.
Знакомство с объектом также не внушило оптимизма: в корпусе будущей столовой кроме стен и крыши ничего не было. Оборудование, сваленное в кучу, пылилось в ожидании заливки полов и монтажа проводки. Моечные ванны и раковины томились без водопровода. А неподшитые к балкам потолочные плиты лежали штабелем в углу и не мешали воробьям свободно навещать свои гнезда под крышей и гадить оттуда на груду обеденных столов и стульев. «Цемента нет, песка и щебенки тоже — потому и полы не залиты, — радостно сообщил завхоз, на всякий случай, так как не знал истинного статуса вновь прибывшего. — Цемент зимой от сырости затвердел — его и выбросили. А с песком у нас здесь проблемы. Щебенку доставлять — самосвал надо. Тоже проблема». — «У тебя, я вижу, одна проблема — пристрой к своему дому. Сознавайся — цемент туда ушел? — напер на завхоза Колонтаец. «Я вам не подотчетен, — заверещал в испуге завхоз. — Меня Холодов лично нанимал — ему и отчитаюсь». И незаметно, как говорят «химики», слинял. То есть исчез.
«А электроснабжение здесь имеется?» — поинтересовался Колонтаец у Остапа, по профессии — электросварщика. «То е, то нема. Провод нам со школы кинули тоненький — говорят больше нельзя. Когда я аппарат врубаю — изоляция греется. Если электроплиту включить — провод погорит к бисовой матери», — пояснил Остап. «А если всего одну конфорку включить — выдержит?» — поинтересовался Колонтаец. «Може две выдержит, а може нет», — заверил Остап, пытаясь догадаться куда он клонит. «Тогда подключайте немедленно, — скомандовал Колонтаец. — И вымойте большую кастрюлю под картошку. А я пока поразбираюсь что к чему. Общий сходняк в семь вечера».