Митрохин, хотя был и выпивоха, но всегда вино пил свое, собственной выделки. Поэтому перед Васькиным напором сдался и ведро кислого вина выставил. Но Колонтаец его немедленно реквизировал, до вечера, когда все соберутся. Ждать оставалось уже недолго: картошка с укропом закипала на плите.
До ужина, Колонтаец произнес перед собравшимися зажигательную речь об оказанном им доверии, которое «за подло» не оправдать, о бледных северных детях, жаждущих фруктов и солнца, о собственном детдомовском детстве, в котором чужие люди не дали ему погибнуть, о пионерском прошлом каждого и детишках, которые у большинства присутствующих, хотя и далеко, но имеются и кто-то другой, вместо присутствующих в зале, о них сейчас заботится. А потому, лагерь должен быть запущен и сдан в установленный срок. Отныне, до приезда прораба, вся власть на стройке переходит к нему, завхоз остается при складе, рабочий день: с семи утра, до семи вечера. Голодовка отменяется и вопрос питания будет решен на сколько позволят финансы. Все вопросы и предложения после еды. Поляна накрыта и прошу к столам». Речь Колонтайца, подкрепленная вином и картошкой с копченой рыбой, имела безусловный успех и власть завхоза рухнула в одночасье. Полубезделье, в общем-то, нормальному рабочему люду наскучило и посыпались предложения. Сан Саныч, народный изобретатель, отбывавший за нетрудовые доходы — подпольное изготовление из бросовых отходов полиэтилена великолепных кружевных скатертей и салфеток, и на этот раз отличился: предложил полы в обеденном зале и подсобных помещениях столовой не заливать, а настелить деревянные, под линолеум. На вопрос, где взять доски, плотники заявили, что на коттеджах досок от забора и построек осталось хоть пруд пруди. И что завхоз их давно списал и прячет для себя. И, чтобы досадить хапуге завхозу, они готовы ехать за досками хоть сейчас, пока завхоз дремлет. Так и сделали: прямо от столовой Васькин грузовик в сопровождении автобуса со всей бригадой отправился в сторону коттеджей. В автобусе заливался баян и нетрезвые голоса выводили: «Славное море, священный Байкал…» В Сукко решили: гуляют «химики».
Наутро, припоздавший завхоз удивился почти готовой под настил древесно-стружечной плиты обрешетке полов. Пришлось, скрипя зубами, выдавать со склада плиты и олифу. Под руководством Сан-Саныча плиту олифили, не дожидаясь, когда подсохнет, ложили пропитанной стороной на обрешетку, прибивали и пропитывали с наружной стороны. Столовая наполнилась запахом подсолнечного масла, который напомнил, что пора обедать. Но Колонтаец с горизонта исчез, и это вызывало в бригаде тревогу.
Тем временем Колонтаец не прохлаждался, а ездил в Анапу, чтобы связаться через «межгород» с трестом. Переговорить по телефону удалось только с профкомом, а управляющему трестом Колонтаец послал телеграмму, с требованием направить прораба с деньгами и материалами, а также специалиста по торговой технике. На обратном пути из Анапы, Колонтаец на своем великолепном «Икарусе» завернул в пансионат «Голубая долина», где легко договорился о ежедневных обедах в столовой пансионата для четырнадцати тюменских инженеров. И даже внес задаток — все свои наличные деньги. Остальные предстояло заработать на Васькиной машине, которую Колонтаец задумал пустить под частный извоз с помощью Митрохина.
«Братва! — обратился к бригаде Колонтаец. — Обедать будем в пансионате МГУ. Публика там особая — профессура. За блатные выходки нас оттуда попрут со страшной силой. Поэтому держитесь, не забывайте, что вы инженеры-интеллигенты, правда, из Сибири, правда — геологи. Но очень культурные и обходительные. Помните, что другой столовой поблизости нет и если что — насидитесь голодом». Повторять не пришлось — всем хотелось культурной жизни и общения. Ехали ребята в Сукко работать, но никто не забыл, что в курортную зону и к морю. Поэтому одеждой все запаслись соответствующей. Когда через час они, побритые и причесанные, вышли к автобусу, о том, что это строители, никто бы не догадался. Да если разобраться в их биографиях поглубже, почти каждый из них, за исключением Васятки и Валерки Хама, в прошлом был интеллигентным человеком: кто бухгалтером, а кто даже и учителем. Красавец Богдан, например, был во Львове мастером смены на обувной фабрике. Чтобы не оставаться после ночной смены, для сдачи ОТК изготовленной за ночь обуви, он придумал вырезать из резины штампик: «Первый сорт, ОТК» и проштамповать им все ночные изделия. Доброжелатели донесли, обман раскрылся и Богдана осудили. Остальные были такие же.