И не стал этого скрывать:
– Я уже как будто дома. Знаете, у вас тут все устроено точь-в-точь как у нас на Чаргоне. Прямо из детских воспоминаний. Я очень удивился, увидев ваш дом с воздуха, когда мы подлетали. Местность другая, но дом почти копия.
– У нас с твоей мамой было много общих идей, когда мы учились вместе, – сказала Полли. – Мы крепко дружили. И до сих пор еще близки.
– Не сомневаюсь, ведь вы столько для меня сделали, – сказал Орн и сам не узнал своего голоса, ставшего каким-то чужим. Какая банальность! Какое лицемерие! Но слова продолжали литься из него: – Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить вам за…
– А, вот вы где! – пророкотал низкий мужской голос из дверного проема за спиной. Обернувшись, Орн увидел Ипскотта Буллона, Верховного комиссара лиги, подозреваемого в заговоре.
Буллон был высоким мужчиной с резкими чертами лица, изрезанного сетью морщин. Из-под густых бровей внимательно глядели темные глаза, черные волосы вились редеющими кудрями. Он буквально излучал безобидную неуклюжесть, что наверняка было стратегической уловкой.
«Ну никак он не тянет ни на диктатора, ни на заговорщика», – подумалось Орну.
Буллон шагнул в комнату, заполнив ее своим голосом.
– Рад, что ты выбрался целым и невредимым, сынок. Надеюсь, тебе здесь все по вкусу. Если нет, только слово скажи.
– Все… хорошо, – сказал Орн.
– Льюис как раз рассказывал мне, что наш дом очень похож на его дом на Чаргоне, – пояснила Полли.
– Здесь старомодно, но нам это нравится, – сказал Буллон. – Знаешь, я не любитель столичного современного стиля. Слишком уж он технический. Мне куда больше по душе старомодный четырехугольник с центральной осью вращения.
– Я как будто своих родственников слышу.
– Вот и отлично! Наша большая гостиная обычно смотрит на северо-восток, там открывается вид на столицу. Но если тебе захочется солнца, тени или ветерка, не стесняйся сам поворачивать дом, куда нужно.
– Вы очень добры, – сказал Орн. – На Чаргоне мы обычно подставляем большую гостиную под морской бриз. Нам нравится свежий воздух.
– И нам, и нам. Обязательно расскажешь мне про Чаргон, когда у нас с тобой получится посидеть по-мужски. Будет интересно послушать, что ты думаешь о тех местах.
– Наверняка Льюису сейчас хотелось бы ненадолго остаться одному, – сказала Полли. – Он только сегодня вышел из госпиталя, не будем его утомлять.
«Она пытается его выставить, – подумал Орн. – И даже не сказала, что я дома с семнадцати лет не был».
Полли прошла к полярокну и настроила его на нейтральный серый, а потом повернула тумблер селектоколора, установив доминирующим цветом в комнате зеленый.
– Вот, так больше располагает к отдыху, – сказала она. – Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони в звонок возле кровати. Автодворецкий тебе поможет или найдет нас, если сам не справится.
– Что ж, увидимся за ужином, – сказал Буллон.
И они вышли.
Орн пересек комнату и посмотрел в окно на бассейн. Девушка еще не вернулась. Когда флиттер-лимузин с шофером опускался на посадочную площадку у дома, Орн заметил, как на фоне голубой плитки у бассейна кивают друг другу зонтик и соломенная шляпа. Под зонтиком укрывалась Полли Буллон, а под шляпой – стройная молодая женщина в купальном костюме. Едва завидев флиттер, она поспешно скрылась в доме.
Орн вызвал незнакомку в памяти: ростом не выше Полли, но тоненькая, с золотисто-рыжими волосами, уложенными в пучок под широкополой шляпой. Она не потрясала красотой – в узком лице просматривались угловатые черты отца, глаза казались чересчур крупными. И все же у нее были полные губы, волевая линия подбородка и аура замечательной уверенности в себе, а во всем облике сквозили поразительное изящество и женственность.
Значит, вот его цель, Диана Буллон. Куда она так торопливо направилась? Орн поднял взгляд на пейзаж, раскинувшийся за бассейном: лесистые холмы и смутные очертания изломанной горной цепи на горизонте. Буллоны жили в дорогостоящем уединении, несмотря на свою любовь к традиционной простоте… или, быть может, как раз из-за нее. В центре города такое старомодно-элегантное жилище не построишь. Но здесь, среди километров дикого леса и сознательно нетронутой суровой глуши, они могли позволить себе жить, как захочется.