Входа не было.
Человек посмотрел на химеру. Огоньки внимательно следили за ним. Жвала сонно подрагивали.
Удивление его было настолько велико, что не оставило места для разочарования и, уж тем более, страха.
— Почему? — прохрипел он.
Химера мерно качалась. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Как бы кивая: да, именно. Цена повысилась. Впервые за всю жизнь ему отказали. Скромного подношения оказалось мало. Внезапно что-то сверкнуло меж трех огней, на мгновенье ослепив его. Ощутимый, но легкий удар — как щелчок по носу. Толкователь пошатнулся, чувствуя, как тело наливается тяжестью, а мускулы слабеют. Он пятился назад, шаркая по каменной кладке, а химера все кивала вслед. Онемевшие ноги подогнулись, и отверженный упал, пополз на четвереньках, к цилиндрическому рекламному щиту, чтобы найти там опору. Это длилось вечность, но вот ему удалось привалиться спиной, к тому времени тело потеряло всякую чувствительность, лишь сведенные судорогой ноги жалобно отвечали болью.
Вечер густел. Скоро человек навсегда застынет в сумерках, как доисторическая мошка в куске окаменевшей смолы.
Толкователь смотрел на свои ноги, закованные в пыльные сапоги, и вспоминал. «Добудь нам книгу», — просил старик. — «В том дворце хранятся тысячи книг обо всем на свете. Принеси нам учебник по физике электричества. Найди пособие по механике. Там есть формулы и уравнения, законы и константы. Там есть таблицы, которые нам так нужны! Мы должны возобновить работу! Пора вставать с колен». Его ступни, замотанные в портянки, истоптаны в кровь, потому что техника сгнила, а знания утрачены, забыты или стерты, лошади вымерли, и мы вынуждены начинать все сначала, собирая по крупицам былое, нас заботливо вышвырнули из городов, а доспехи цивилизации уничтожили, испарили, словно воду — за один миг, собрав то немногое в особых местах и накрыв их такими вот колпаками… И такие, как он, жалкие одиночки, медиумы, вынуждены скитаться по планете от купола к куполу, являться и раскрывать стражам настежь свое нутро в надежде, что их пустят. И их действительно пускали, позволяя забрать горстку несметных богатств, но в первый и последний раз, без шанса на вторую попытку.
А теперь он потерпел поражение.
Те, в поселке будут ждать. Высматривать на дороге долговязую фигуру с перекинутой через плечо сумкой. У старшины хранилось несколько тетрадей, написанных по памяти, пара романов, снятых под копир с добытых другими ходоками книг, да сильно потрепанный экземпляр Библии. Больше ничего. Потерпевшие кораблекрушение, они с надеждой будут ждать, сидя на отмели времен, они будут ждать вестей, но корабль их разбит, а море жестоко и не прощает ошибок.
— Тебе плохо?
Он ничего не видел.
— Ты плачешь. Не плачь, не надо.
Кто-то вытер глаза куском ткани. Он смог разглядеть лицо, веснушчатое детское лицо с белыми кудряшками. Смутно знакомое, оно по-девичьи открыто и искренне улыбнулось ему.
— Ты плачешь, потому что тебе плохо?
Заговорить ему удалось со второй попытки — в первую вышел стон.
— Что ты здесь делаешь? — он, кажется, вспомнил: та самая белобрысая малявка.
Девочка шмыгнула носом и победно сообщила:
— Я убежала из деревни. Пошла за тобой. У тебя красивый шарф.
— Уходи отсюда. Здесь опасно. Скорее беги домой.
— Я не уйду без тебя. Ты мне нравишься! — девочка испытующие оглядела его, потом посмотрела на стража и на здание библиотеки. — Это он с тобой сделал?
— Не ходи туда! — крикнул толкователь. — Возвращайся домой, тебя, наверно, обыскались.
— Да ну их, — она махнула рукой, вынося приговор. — Обойдутся. Ты не можешь ходить?
Толкователь попробовал шевельнуть ногой или рукой. Не получилось. Конечности были словно чужие.
— Нет, — сказал он.
— Ты хотел пойти туда?
— Да.
— А зачем? А, я знаю. Это дядя Алек тебя попросил принести книгу. Она там лежит?
— Там лежит много книг, малыш. Но тебе туда не надо ходить. Та штука может сделать тебе больно. Она плохая.
— Она тебя не пустила? Может, она меня пропустит? Я ее вежливо попрошу.
— О боже мой, — тихо пробормотал толкователь. — Нет, не надо.
Он попытался объяснить ей, отговорить, напугать. Но упрямая девчонка стояла на своем. Ей надоело спорить. Она развернулась и прыгучей походкой направилась к химере, а толкователь лежал, беспомощный как котенок, наблюдал, как ножки в полосатых чулках отстукивают каблуками по брусчатке дробь, и кричал: стой, стой, стой. Но девочка подошла к чудовищу почти вплотную — так, что для общения ей пришлось задрать вверх голову. Химера спокойно наблюдала за ребенком, деловито шевеля жвалами и качаясь, словно поплавок в штиль. Толкователь, мокрый от холодного пота, ждал. Вот сейчас пасть схватит маленькое тельце и проглотит… Или сделает что-нибудь еще более отвратительное. Он зажмурился, так сильно, что перед глазами закружились радужные круги.