Выбрать главу

Наталия растерялась и нахмурилась:

- Защищать меня? От чего?

Григорий тяжело вздохнул и пальцами пригладил свои длинные белокурые волосы:

- Против тебя заговор. Мы его раскрыли. Будет еще одна попытка тебя похитить. То было не покушение на убийство, а намерение похитить. Тебя хотел украсть Шакри Аван, правитель Гелансаджара. Но его агента, без ведома Авана, на самом деле нанял Рафиг Хает. Хает хотел превратить похищение в убийство, чтобы доставить большие неприятности Шакри Авану.

У нее отпала челюсть:

- Бред какой-то, Григорий. Похитить меня, чтобы восстановить Крайину против Гелансаджара? Шакри Аван не самоубийца.

- Милая ты моя, ему-то ничего не грозит,- Григорий сжал кулаки. Знаешь, что мы узнали? Шакри Аван уже год ведет переговоры с одним нашим такарри. Вот почему тебя надо было похитить. Этот такарри желает руками Шакри Авана обесчестить князя Арзлова, тогда его уберут из Взорина. Потом этот такарри как бы вступит в переговоры с Шакри Аваном, тебя вернут, и он станет национальным героем. В этом качестве он поднимет мятеж с целью свергнуть твоего отца с трона.

Наталия затрясла головой, стараясь сбросить охватившее ее оцепенение. Придя в себя, она ужасно разозлилась, что кто-то желает воспользоваться ею так жестоко в дурацком заговоре. Не верится, что такарри может пасть так низко. Действительно, в истории Крайины бывало, что какой-то такарри становился тасиром, но их всегда брали из младшей генеалогической линии правящей династии. После войны с Лескаром и наград, которые тасир роздал всем своим нарашалам, среди нынешних такарри не было ни одного из рода Оганских, хотя некоторые женились на дочерях тасира и официально имели шанс стать преемником на троне.

"Кто бы решился? Не Марина ли?"

Она перебрала в памяти всех такарри - да ни один из них на такое не пойдет. Большинство недостаточно умны и коварны, чтобы продумать все за и против заговора.

"Может, кто-то из сестер решился, чтобы продвинуть мужа?"

Теоретически она это допускала, но в реальности - вряд ли. Наталия отдавала себе отчет, что она - девятый ребенок тасира, незамужняя, при дворе занимает достаточно скромное место, да и в умах соотечественников тоже. Конечно, отец щедро наградит любого, кто ее спасет, но факт ее спасения ни в коем случае не может стать стимулом для смещения с трона.

Она сердито сверкнула зелеными глазами:

- Скажи мне, Григорий, кто это?

- Не могу. Мы еще не узнали.

- Конечно, при таком сложном заговоре трудно будет выяснить личность главного заговорщика, - Наталия медленно наматывала на палец прядь волос. Это ты приказал меня запереть, чтобы заговорщики меня не выкрали?

- Да, тасота.

- И поскольку ты не знаешь этого предателя такарри, то мне рискованно возвращаться в Муром?

Григорий печально кивнул и немного подался вперед, как будто палач наклонил его голову над плахой.

- Я чувствую себя таким... бессильным... что не могу решить эту загадку и защитить тебя. - Он поднял голову.- Я тебя очень люблю, Наталия, и никогда не огорчил бы, но заточение здесь - ради твоего блага. Ты должна понимать.

Наталия заставила себя расслабиться. Она потянулась вперед и погладила Григория по щеке:

- Понимаю, Григорий, и все сделаю, как ты сочтешь нужным. Но ты тоже меня не держи в неведении. Я хочу знать все. Я знаю, ты послал "Лешего" патрулировать. И "Зарницкий" в патруле, да?

Кролик выдавил улыбку:

- "Зарницкий" возвращается. Завтра днем прилетит. Тогда будем знать больше.

- Хорошо.- Наталия опустила глаза и прикусила нижнюю губу.- Григорий, мне нужна твоя сила. Хочу, чтобы ты ночевал сегодня у меня. Я докажу тебе, что ты не бессилен, и покажу, как сильно я тебя люблю, напомню, почему тебе нужно, чтобы я была в безопасности.

Гусар серьезно кивнул:

- Я ничего не хочу, только быть с тобой, Наталия. Ты - это все, чего я желаю от души.

Наталия сбросила с пальца колечки своих иссиня-черных волос:

- И ты придаешь смысл моей жизни. "Смыслов теперь стало два - узнать, как Арзлову удалось заставить тебя лгать, и сообразить, как мне расстроить его планы".

Глава 37

Дейи Марейир, Гелансаджар, 28 темпеста 1687

На четвертый день поездки, после того, как Урия оставил Малачи прикованным среди скал, юноша уже не испытывал шок и негодование, а кипел от злобы. В банде Хаста мало кто говорил по-крайински, так что языковой барьер между ним и его захватчиками выражался однозначно: в ответ на шумные протесты его пинали, заковывали в кандалы и били по лицу. Но Урия скрывал от геласанджарцев, что ему больно, и они не получали никакого удовольствия, унижая его.

Синяки и боль в носу, результат драки в первый вечер, напомнили ему о том случае, когда Кидд спас ему жизнь.

"И потом он находился рядом со мной в отеле, а ведь считается, что это я должен помогать ему. И вот я его отблагодарил - позволил бросить его черт знает где".

Урия намеревался сбежать от истануанцев и вернуться спасать Кидда, пока, по его соображениям, тот еще жив. Строя планы бегства, он вдруг сообразил: образование, которое он получал и считал универсальным, ничего общего не имело с насущными потребностями выживания, необходимыми ему в данный момент жизни. Первые три года в Сандвике учили обращаться с оружием и владеть боевыми магиями защитного характера. Он дополнительно изучал стратегию, тактику и теорию магии, но в ситуации, в которой он оказался, все это не требовалось. В частности, его не научили в Сандвике технике побега и умению выходить из-под удара.

В самые черные минуты Урия понимал, что в этом нет ничего удивительного: мартинисты, которые не убегали, такие как Малачи, стали мучениками и поэтому перешли в ранг святых. Вот, например, когда украли "Пересмешника" из Лескара. Считалось, что это великая победа Илбирии, но только потому, что для Фернанди это оказалось сильным ударом. Все цивилизованные государства выкупают и обменивают пленников - и размер выкупа говорит о статусе государства.

Основным препятствием побега для Урии было большое численное превосходство гелансаджарцев. Он знал довольно сильные заклинания, но каждое из них позволяло использовать только предметы. По несчастной случайности или так было задумано, но самыми опасными из доступных ему предметов были его одежда, связывающие его веревки и седло под ним.