В такой же манере он запомнил, как летит по воздуху.
Он смотрел, как это происходит — странная медлительность полёта сквозь пространство; пылинки, мерцавшие вокруг и разлетевшиеся в стороны, когда он спровоцировал движение воздуха; капельки его крови, сверкавшие в свете прожекторов ринга, проносившиеся в воздухе с гипер-отчётливой детальностью и покидавшие его, как крысы, бегущие с тонущего корабля.
Затем всё резко ускорилось.
Спина Ника врезалась в стену клетки.
Его тело завибрировало, заискрив и отлетев от органических панелей.
Разум покинул его…
…но он продрался обратно, силясь думать, держаться за себя. Он старался двигаться, подхватить себя конечностями, которые до сих пор не работали.
Он услышал, как что-то хрустнуло — наверное, очередное ребро. Он надеялся, что это была не ключица.
Прежде чем он успел повалиться обратно на пол ринга, вампир с волосами цвета крови стиснул Ника и поднял над землёй.
Теперь другой вампир уже забавлялся.
Это уже не был бой охотника и жертвы.
Это кошка играла с едой.
Разум Ника сделался до странного ясным.
Время от времени у него случались такие ясные моменты.
От них боль становилась сильнее, осознание его грядущей смерти усиливалось… а вместе с этим и воспоминания о тех, кого он подводит… но он бездумно цеплялся за эти моменты. Он цеплялся за последние остатки себя, своего разума, иррационально упрямого инстинкта выживания, который не желал позволять ему погрузиться в то другое пространство.
Ник понимал, насколько это иррационально.
Но он не мог контролировать это, как не мог контролировать и то, что происходило с ним. Его тело начинало болеть ещё сильнее — настолько сильно, что у него возникли подозрения, что наркотик выветривается. Этот чёртов вампирский метаболизм выгонял большинство наркотиков вне зависимости от того, хотел он сам того или нет. Поэтому вампирам тяжело напиться. И почти невозможно вырубить вампира дольше, чем на пятнадцать-двадцать минут.
Поэтому сложно дать вампиру эффективную дозу обезболивающих — ну, разве что кормить его таблетками как конфетами.
Может, именно поэтому его разум оставался таким отвлекающим, странно, пугающе ясным. Может, они даже специально рассчитали всё таким образом… чтобы он стал свидетелем своего конца.
Брик захотел бы, чтобы его разум оставался ясным.
Это в духе Брика.
Он захотел бы, чтобы Ник запомнил каждое мгновение.
Он захотел бы, чтобы он понимал, кто делает это с ним… кто на самом деле делает это с ним. Зная Брика, он воспринимал бы это как наказание за то, что Ник ранил его чувства, уйдя из Белой Смерти подобным образом.
В любом случае, Брик никогда не был тем, кто находил славу в тихом знании своих достижений.
Ему нравились дифирамбы, парады, фейерверки… строй истребителей, проносящийся над головой.
Ник попытался осмыслить своё тело.
Он уже понимал, что двигается слишком медленно для большинства манёвров. Его конечности не работали нормально. Сейчас он был недостаточно быстрым даже для боя с профессиональным бойцом-человеком, что уж говорить о вампире.
Наркотик не выветрится достаточно быстро для того, что замышлял его разум.
Он почти не сомневался, что его запястье сломано.
Многие его рёбра сломаны.
Он слышал, как что-то переломилось в его левой ноге, и несколько костей в той же ступне определённо хрустнули.
Уинтер его убьёт.
Если он выберется из этого живым, Уинтер непременно его убьёт.
Ник следил за красными глазами вампира, пока тот смеялся над ним через виртуально усовершенствованную маску, имитировавшую змеиные клыки. Он шипел в лицо Ника, и виртуальный язык высунулся наружу, как будто скользнув по губам Ника.
Змей и волк. Был же такой миф, нет?
А может, там был аллигатор и кролик…
Красноволосый вампир снова шарахнул его об стену, загоготав под маской и красуясь перед толпой. Ник покосился вниз, глядя на себя, пока он свешивался с белых как мел рук, и заметил, что у другого мужчины ногти выкрашены в тон маски и волос.
Вот тогда-то Ник увидел своё запястье.
Оно было реально сломано.
Не просто запястье — его рука. Нижняя часть руки была сломана и искорёжена, как расщепившееся дерево. Она выглядела нешуточно изувеченной.
Отвратительно, на самом деле. Это выглядело реально отвратительно. Оттуда торчала кость.
Наверное, вид кости должен был его обеспокоить или хотя бы вызвать тошноту.