— У нее деспотичная мать, — осторожно добавила она вслух. — Я всегда ее жалела. Ты видел ее мать?
— Имел счастье. На свадьбе. Давай я отвезу тебя на пляж, — предложил Никита.
— Я люблю гулять, — отказалась Нина. — И Кузе полезно побегать.
— По-моему, он в прекрасной форме. Как и ты. Что это было? Ушу?
— Ушу. Меня одна моя подруга научила. Незаменимая вещь. Иди собирайся, я пока сделаю нам бутерброды.
— Зачем? На пляже полно закусочных. Ну дай мне тоже хоть разок тебя угостить! — взмолился Никита.
— Ну ладно, — согласилась Нина.
Они встретились у его коттеджа и двинулись к пляжу. На этот раз на ней был другой сарафан — ярко-красный, с юбкой клеш и совсем без бретелек. На чем он держался, так и осталось для Никиты загадкой.
— А может, махнем в Палангу? — предложил он. — У меня там яхта. Какой смысл тесниться на пляже, когда можно выйти в море, и пожалуйста — вся Балтика к твоим услугам?
Нина насупилась.
— Я не люблю море, — призналась она. — Предательская стихия.
— Зачем же ты приехала на море? — растерялся Никита.
— Потому что пригласили. Других вариантов не было, а мне хотелось отдохнуть. Здесь и без моря хорошо. Воздух, сосны… И море мелкое, как раз по мне.
— Ты что, плавать не умеешь? Хочешь, я тебя научу?
— Спасибо, меня уже однажды научили… «на всю оставшуюся жизнь». Знаешь, кино такое было. — Встретив его недоуменный взгляд, Нина неохотно пояснила: — Когда мне было шесть лет, родители повезли меня в Крым. В Коктебель. Мы поехали на экскурсию на теплоходе. Теплоход остановился в какой-то бухте… не помню названия, да и не в нем суть. Отец подхватил меня и бросил в воду. Он говорил, что это самый верный способ научиться плавать. Мама хотела броситься за мной, но он не дал. Я чуть не утонула.
— Он что, сумасшедший? — спросил Никита, не сразу обретя дар речи.
— Да нет, просто, как на Украине говорят, «упэртый». Всегда считал, что он «знает, как надо». Ну, как в песне у Галича поется.
— И что было дальше? — тихо спросил Никита.
— Ну, я здесь, как видишь, — криво усмехнулась Нина, и алмазный взгляд блеснул из-под насупленных бровей. — Какой-то матрос прыгнул за борт и вытащил меня. Мама сгребла меня в охапку и в тот же день увезла обратно в Москву.
— Он писатель? — продолжал расспрашивать Никита.
— Писатель. А как ты догадался? — удивилась Нина.
— В Коктебеле был писательский Дом творчества. Вот я и подумал…
— Вообще-то он такой же писатель, как я — боксер-тяжеловес. Маклаков. Ты его, наверное, знаешь.
Да, Никита знал Маклакова. Это был один из самых известных советских писателей. Человек небесталанный, он очень рано променял свои способности на официоз и пропаганду, получил от государства все положенные регалии, включая звание Героя Соцтруда, депутатство, множество премий и почетных должностей. Когда времена изменились, он чутко уловил конъюнктуру и ударился в славянофильство, стал почвенником и патриотом. Его сочинения, за исключением самых ранних, по мнению Никиты, невозможно было читать. О его жадности и скупости ходили легенды. Впрочем, об этом Никита знал не понаслышке.
— Да, я с ним даже лично знаком, — подтвердил он мрачно.
Нина покосилась на него.
— Как тебя угораздило?
— Когда мне было одиннадцать лет, я снимался в кино. В фильме по его сценарию. Это было кино про космонавтов, премьеру устроили в Звездном городке. Твой отец понимал толк в пиаре, когда еще и слова такого не было.
— Да, в пиаре он силен. Что было дальше?
— У меня по фильму была партнерша. Девочка, моя ровесница. Нас с ней повезли в Звездный вместе с Маклаковым, прямо на его машине. А теперь считай: фильм двухсерийный, потом еще обсуждение, вопросы задавали, банкет был, в общем, вернулись мы в Москву довольно поздно. И — ты представляешь? — он высадил нас у конечной станции метро, и мы с этой девочкой глубокой ночью добирались до дому сами. Пожалел классик бензина по домам нас развезти. Представляешь? — повторил Никита. — Пока я ее провожал, сам до дому добрался ближе к утру. Родители уже не чаяли увидеть меня живым.
— Представляю, — столь же мрачно кивнула Нина. — Это как раз в духе нашего болярина.
— Как? Как ты его называешь?
— Болярином. Это мы с мамой его так прозвали. Он страшно гордится своим шестисотлетним дворянством. Он же родственник того Маклакова, дореволюционного деятеля.