– Пойдем со мной, Серлас, – говорит Мэйв. – Я дам тебе одежду, я успела спасти кое-что из твоих вещей.
Он облизывает сухие губы – те потрескались и покрылись копотью и золой от костра. Пепел и пыль. Вот каково на вкус горе.
– Я не хочу тебя видеть, Мэйв, – отвечает он. Клементина дергает его за ворот рубахи и поворачивает голову к девушке. – Уходи.
– Серлас…
– Спасибо, что спасла Клементину, – тихо, резко договаривает он. – Она еще ребенок, невинное дитя. Когда-нибудь ты поймешь это.
– Серлас, – вздыхает Мэйв. Он медленно поворачивается к ней, чтобы наткнуться взглядом на ее бледное лицо и заплаканные глаза. Девушка сердито стирает со щеки мокрую дорожку слез и вскидывает подбородок. – Что ты будешь теперь делать? Куда ты пойдешь с маленькой девочкой на руках?
Серлас равнодушно смотрит на нее и вздыхает.
– Я не знаю, – просто отвечает он. Это правда, Серлас не знает, что делать теперь. Он слишком устал, чтобы думать об этом.
– Пойдем со мной, – робко просит Мэйв. – Ты должен переждать бурю.
«Нет, – думает Серлас. – Буря уже закончилась».
За напряженным рокотом следует второй удар грома, а потом с неба льется, внезапно и резко, обильный дождь. Слезы на лице Мэйв сливаются с его каплями. На губах Серласа черными разводами остается пепел.
– Серлас, тебе надо унести девочку отсюда, – говорит Мэйв. – Она замерзнет и заболеет.
Но тот не двигается с места. Он ждет, когда намокнет от дождя рубашка и штаны, когда ложбинка с сухой травой, в которой он стоит, зальется водой, и ноги его станут холодными и, может, отмерзнут и отвалятся насовсем. Ждет, когда поднимутся в океане волны, ударят со всей своей огромной силы о скалы, накроют песчаный берег, окатят стоящих здесь людей с головы до ног солью.
Хорошо бы их унесло в самое сердце океана и укрыло под его холодными водами. Серлас так устал, что готов проспать на океанском дне до конца света.
– Серлас, пойдем же! – перекрикивая нарастающий ветер и шум прибоя, зовет Мэйв. – Ты же не хочешь, чтобы твоя дочь умерла потом от простуды?
Разве? Знала бы ты, глупая Мэйв, чья это дочь…
Серлас хочет и дальше стоять здесь, подставляясь буре, несущей свою сокрушительную силу на берег, но крик Мэйв вдруг сливается с другим, что звучит у него изнутри.
Ты дал слово, Серлас.
Горло сводит судорогой, по позвоночнику вместе с дождевой водой льется вниз от самого затылка холод, не знакомый Серласу прежде. Равнодушие в нем сменяется внезапным испугом; Клементина начинает плакать и стонать, и ее звонкие возгласы прорываются сквозь свист ветра.
Серлас не хочет, чтобы она заболела, но ему некуда идти.
– Пойдем, там уцелела крыша. – Мэйв тянет его за локоть к обгоревшему дому, от которого ничего почти не осталось. Серлас идет вслед за девушкой, но смотрит себе под ноги и старается только не запинаться. Клементина хнычет от холода. «Ей бы поесть», – проносится в его голове. Такие мысли обыкновенно посещали голову Нессы, а не его.
Что ж, теперь Серласу беспокоиться за маленького ребенка и думать за двоих.
Дождь заливает все вокруг сплошной пеленой, будто теперь боги решили утопить Ирландию, подняв воды океана и сместив берега. Но даже за мутной стеной шумной воды Серлас видит разверстую темную пасть на месте своего дома.
Вместе с Мэйв они умещаются под обвалившейся косой крышей хлева. От его черных обугленных стен пахнет гарью, под ногами неприятно чавкает каша из золы, земли и углей – это вместо брошенного на пол сена. На непокрытые головы капает грязная вода.
То, что осталось от дома Серласа, нельзя назвать даже пепелищем. Теперь здесь… кладбище? Могила его надежд, начало его горя?
Он глядит на черные доски стен и покрытые копотью ставни окон. Еще вчера, распахнув их настежь, они с Нессой могли смотреть на океанский берег, чтобы ленивый ветер трепал легкие занавески с непритязательным цветочным узором на кайме.
Вчера было в прошлой жизни Серласа, а сегодня тот человек умер. Вот он, загробный мир: дом его сожжен, на месте спален, кухни и комнаты с камином теперь зияющая черная пропасть, а оставшиеся стены щерятся уродливыми зубьями досок и наводят лишь страх.
– Конноли решили, что спалят дом в отместку за свой хлев, – тихо произносит Мэйв. От ее голоса становится плохо, и Серлас торопливо отворачивается, чтобы не видеть следов пожарища. Только те повсюду, куда ни глянь: угол хлева, в котором они укрываются, тоже черен и печален. Что сталось с козой и Матильдой? Эта мысль поднимает в душе Серласа что-то прежнее, и он оглядывается, чтобы убедиться: обгоревших останков скотины нигде не видно.