– Тебе пора отдохнуть, пьяница, – фыркает Сер-лас. – Вставай, сегодня я помогу тебе добраться до перины.
– Вот была бы у меня жена, – заводит мужчина привычную для Серласа песнь. – Она бы заботилась обо мне вместо проходимца из Трали.
– Была бы у тебя жена, пей ты меньше.
Серлас стягивает грузное тело хозяина паба с толстоногого стула и охает, когда падает вслед за Сайомоном на пол. Тяжелый ирландец ворчит и брыкается.
– Сам я пойду, не маленький! Оставь!
От самой крыши вниз, в душный воздух паба пробивается детский плач, и Серлас чертыхается, не успев поднять Сайомона.
– Проклятье! Справляйся сам! Ты ребенка своими криками разбудил.
Он оставляет мужчину и мчится вверх по лестнице со скрипящими деревянными ступенями. Перепрыгивает через предпоследнюю, прохудившуюся в самой середине, хватается за перила на повороте.
Под крышей совсем темно и прохладно, в углах капает дождевая вода и скребутся крысы. Не самое подходящее место для детского сна, но другого им не предложили. Серлас вздыхает – Господь, дай мне сил, – и вынимает Клементину из колыбели, наскоро переделанной из винного бочонка.
Если бы Несса была жива, она пришла бы в животный ужас от таких условий. Но Нессы здесь нет, и Серласу не перед кем отчитываться.
– Тихо-тихо, – шепчет он раскрасневшейся Клементине. Девочка дергается, пытаясь выпутаться из тряпичного кокона. – Что случилось? Плохие сны?
Она плачет почти беззвучно, только корчит недовольное лицо – жмурится, краснеет пуще прежнего, надувает щеки и разевает рот в немом крике. Серлас укачивает ее одной рукой, проверяя нос и лоб. Жара нет, она не болеет. Что еще может тревожить такого младенца?
Он даже не может спросить совета, ему не к кому обратиться за помощью. Ни в Трали, ни здесь ребенку ведьмы не помогут. Из Серласа получается отвратительный родитель, ужасный защитник.
Знала ли это Несса, когда вырывала из него обещание?
Не думать о ней. Прочь гнать все мысли и образы. Серлас жмурится, трясет головой, шумно вздыхает. И только потом слышит какой-то шум из паба.
– Нет никого, – слышится ему зычный голос Сайомона. – Чего надо?
Ему отвечают невпопад несколько голосов, они сливаются в недовольное громыхание, заглушаются тяжелыми шагами.
Серлас прижимает к себе Клементину – та отчего-то перестает шевелиться и дергаться у него на руках, будто тоже понимает тревожное состояние мужчины.
– Слышал про Трали? Там ведьму недавно сожгли.
Несколько голосов. Один принадлежит Бернарду, другой – его брату. Еще два или три человека – Серлас не знает их, ни разу не слышал. Четверо? Пятеро? Свирепеют и визжат доски под сапогами какого-то человека.
Вот скрипит лестница на чердак. Вот осаживает нежданного посетителя Сайомон, грубо одергивает: «Нет там его. Ушел уже».
Серлас весь обмирает, прекращает даже дышать.
Опасность, далекая и оттого кажущаяся ненастоящей, вдруг нагнала его и пригвоздила к полу. Слабовольный, легкомысленный дурак! Ты думал, чужая смертоносная сила оставит тебя, раз больше нет ведьмы, которую можно сжечь? Вот, Серлас из Ниоткуда, пожинай плоды своей слабости!
Он закрывает глаза и начинает отсчитывать секунды до мига расправы. Эен. Гаа. Тр…
Дверь на чердак с визгом распахивается, и в ночную тьму под крышу врывается яркий луч света.
#III. Крепкий нос гукара
В ярко-желтом пятне, что слепит глаза, появляется фигура Сайомона.
– Надо уходить, сейчас же, – коротко бросает он и тут же исчезает. По лестнице грохочут его сапоги, в резких движениях слышится напряжение. Страх медленно отступает, чтобы забраться поглубже в сердце Серласа и замереть там в ожидании. Ты ослаб, говорит его разум голосом Нессы, ты будешь бояться сильнее.
Ладошка Клементины накрывает его шею, и Сер-лас вздрагивает. Теплая, нежная кожа у малышки, и сама она спокойная и тихая. Словно понимает, что над нею висит опасность, словно знает, что Серлас защитит от беды.
Он крепко-крепко жмурится, чтобы прогнать панику, подступающую к горлу, и идет вслед за Сайомоном. «Хозяин паба не выдал их сейчас, не выдаст и позже», – вот что думает Серлас. Он спускается по скрипучей лестнице, держа в руках Клементину; за спиной болтается перевязанный крепким узлом шерстяной платок с пожитками бедняка – там чистый кусок простыни для ребенка, сменная рубаха для Серласа, отданная Сайомоном, и несколько серебряных монет. Девять шиллингов. На такие деньги не купить и трети пути до Европы, но у Серласа нет ничего другого.
Участь его незавидна.
Вид не внушает доверия.
– Придется тебе уйти сейчас, – говорит Сайомон, поджидая у задней двери. Черный ход ведет к узкой улице: зажатой между двух домов тропинке, что тянется, как бельевая веревка, поперек широкой дороги и уходит в темный проулок на противоположной ее стороне. Серлас оглядывается. Дорожка бежит ему за спину и врезается в деревянные балки забора, сколоченного явно впопыхах: кое-где даже издалека видны прорехи, залатанные неумелой рукой лентяя.