«Что-то здесь не так, — подумал Мидас. — Она ведет себя… как и должна себя вести. Как будто никто ее не уменьшал».
Друзья переглянулись, и Джош пожал плечами, поэтому горе-волшебник просто выполнил просьбу девочки — выпустил ее.
— Где у вас телефон?
Мальчики ошалело ткнули пальцами в направлении стоящего на столе телефона. Николь взобралась на книгу, едва не потеряв ботинок в липком пятне газировки, встала на циферблат телефона и, поднатужившись, подняла трубку.
— Не понимаю, — заметил Джош. — У нее шок или как? Ей что, наплевать, что ее превратили в Барби?
Девочка меж тем как ни в чем не бывало продолжала свое занятие, бодро прыгая по цифрам, как будто делала это каждый день.
— Можно подумать, я что-нибудь понимаю, — ответил Кевин.
Когда мать взяла трубку, Николь присела около динамика.
— Алло?
— Привет, мам, это я, — по-мышиному пропищала девочка.
— Николь? — переспросила мать, напуганная тем, как звучал голос дочери. На секунду повисло молчание, но растерянность миссис Паттерсон быстро прошла. Слишком уж быстро. — Слава богу, что все в порядке! Маленькая моя, как ты нас всех напугала! Никто не знал, где ты.
— Я у подруги, — объяснила девочка. — Забыла позвонить.
— Поговорим об этом, когда будешь дома, — строго сказала мама.
Николь вздохнула:
— Постараюсь добраться побыстрее.
— Хорошо. И не напорись по пути на кошку.
Кевин помог девочке повесить трубку. Он не ослышался? Ее мать действительно упомянула кошек?
— Видишь, что ты наделал? Разве твоего колбасного поцелуя было мало? Нужно было еще и похитить меня!
— Ты ее поцеловал? — подскочил Джош.
Вопрос так и остался без ответа: дверь комнаты со стуком распахнулась, и внутрь влетела сестра Мидаса, которую, как обычно, никто не звал:
— Полиция по делам идиотов! — объявила она. — Идиоты, предъявите документы.
Тут Тэри наткнулась взглядом на уменьшенную Николь и застыла с открытым ртом, как единственный идиот в комнате.
Тишина повисла в воздухе, словно дирижабль «Гинденбург».
Мальчики ждали взрыва, но его не случилось.
Да, на секунду глаза Тэри наполнились растерянностью и страхом, но потом она моргнула и справилась с наваждением. Похоже, ее мозгу просто потребовалось некоторое время, чтобы принять это зрелище… В конце концов, миссис Паттерсон тоже привыкла к мышиному писку дочки за какую-нибудь пару секунд.
— Привет, Николь, — будничным тоном поздоровалась сестра Кевина.
— Привет, Тэри, — помахала рукой малютка. — Скажи брату, что он бессмысленный кусок протоплазмы.
— Думаю, он и так это знает. — Сестра исчезла из комнаты так же стремительно, как и появилась, напоследок бросив: — Молись, чтобы мама не узнала, что ты прячешь в комнате девочку.
— Да что такое? — вскричал Джош. — Свихнулись вы все, что ли?
Тут на Кевина со всей яростью снизошло осознание правды, и его мозг отправился в свободное плавание.
Мальчик внезапно все понял.
Он поперхнулся и долго не мог отдышаться:
— Извини, Николь. — Волшебник схватил друга за воротник и вытащил его в коридор, все еще судорожно дыша.
— Скажи что-нибудь, Кев, — попросил Джош. — А то ты похож на рыбу.
В ответ наш герой взял друга за плечи и посмотрел ему в глаза:
— Джош, какого роста Николь была вчера?
— Нормального. Ты ведь помнишь, что такое нормальный рост? Дюйма на три выше тебя.
— Хорошо. А теперь закрой глаза и попытайся это вспомнить. Вспомни последний раз, когда ты видел ее нормального роста.
Друг повиновался, закрыл глаза и принялся озабоченно хмуриться:
— Не могу. Не получается представить.
— Ясно. А теперь скажи, что случилось с Бертрамом.
Джош попятился и потер руки, как будто замерз:
— Ты отправил его прямиком в загробный мир.
— А как наш хулиган выглядел?
Друг задумался, а потом его брови снова стали выписывать кренделя:
— Ну… У него были брекеты…
— А еще? — Тот замялся. — Что еще?
— Дай подумать!
— Его волосы, глаза, какого он был роста?
— Да не знаю я! Не помню, хоть убей, и хватит об этом!
Джош, похоже, напугался, и Кевин его понимал. Кто-то как будто похитил кусочек их памяти. Как тот старый трюк, когда снимают скатерть с идеально сервированного стола. Вроде бы, все в порядке, но чего-то не хватает.
Никто из мальчиков не мог ничего вспомнить. Если как следует сосредоточиться, в памяти всплывал голос Бертрама, часть его лица, запах его жвачки, — но картинки таяли и отказывались появляться снова.