Вообще всё уже без разницы.
4.
Ула шла вдоль кустарниковой гряды и скального гребня.
Надо найти хотя бы его коттедж, чтобы разгромить. А затем подумать, как найти Лански и добраться до него самого.
Навстречу попалась Лариса.
— Ой, как ты кстати! Лански точно эвакуировали? А, да, привет.
Лариса хохотнула.
— Точно. Интересное предложение принимать поздно. Да он наверняка просто шутил, так что радуйся, твоё самолюбие теперь не пострадает.
Ула отмахнулась.
— А где его коттедж? Он же брал тут коттедж, не только на яхте ведь жил?
— Не только. Тебе зачем? Поностальгировать над вещами и фотками, что-нибудь на память взять?
— Нет, — прямо сказала Ула. — Разгромить.
— А-ха-ха, фигасе! Дансинг бир? — язвительно спросила Лариса.
— Что?
— Танцующее пиво. Эвфемизм для похмелья, англоязычное выражение.
— Пиво? А может, медведь?
— Что?
— Бир или беар? Пишется-то как? А то, похоже, ты перепутала пиво с медведем. Танцующий медведь, композиция такая есть.
— На медведя ты, положим, не тянешь. Эрудицией хвастаешься?
— Я тебе не Лански, я не хвастаюсь, а пользуюсь. Эрудицией, да.
— Правильно, ты не Лански. Ты ему и в подмётки не годишься.
Ула пожала плечами.
— Так покажешь, где коттедж? Или будешь молчать, как рыба-партизан?
Лариса в свою очередь пожала плечами.
— Ты возле него стоишь, и он не заперт. Громи, сколько влезет, я на это посмотрю. Какое-никакое развлечение, а то скучно тут опять стало.
— А зажигалку дашь? Ты же вроде куришь, значит, она у тебя есть.
От ножа-то в жилище из современных материалов толку мало.
— На, держи, ради такого дела не жалко.
5.
Устроить разгром и поджог ей не дали.
Едва она успела зайти в коттедж, как на улице послышались голоса. Василий с Вандой искали её. Лариса, разумеется, тут же сдала Улу.
— Там она. Громить и жечь собирается.
Вот-вот, слишком долго собиралась.
— Что-о?! Сначала ты, теперь — она? Пироманки хреновы!
В коттедж ворвались, Улу скрутили и вынесли наружу.
Она орала и вырывалась, космач орал на неё.
— У космача — тоже дансинг бир, — пробормотала им вслед Лариса.
— Мне и тебя эвакуировать — от греха подальше? — кричал на Улу Василий, пока тащил её в коттедж.
— Не угрожай девушке, если не имеешь намерения привести угрозу в исполнение, — проворчала у него за спиной Ванда.
Космач принёс Улу в свой коттедж, затолкнул в комнату и запер окно и дверь.
— Вот тут громи, если уж так хочется. Тут мои вещи, а казённое имущество не трогай.
Ула упала на кровать.
Яростный запал иссяк, и силы внезапно закончились.
Ну заче-е-ем? Зачем он его эвакуировал?
Глава 20. Солёная вода
1.
Ула спала.
А когда проснулась, то удивилась. Снотворного ей не давали. Наверно, тело от изнеможения и без лекарств успешно отрубилось. Открыла глаза она с неистовой надеждой, но надежда не оправдалась. Больше ей не приснилось ничего. В голове по-прежнему царило телепатическое молчание. Значит, точно, отвечать ей больше некому.
Она была бы рада снова рыдать во сне, лишь бы ещё раз увидеть там Уэно, живого Уэно. Если бы ей снова довелось увидеть его живым… Тогда она не захотела бы пробуждаться. Но всю жизнь во сне провести невозможно.
А ещё лучше, если бы ей наяву случилось увидеть, что он жив! Она бы, наверное, с ума сошла от радости. Нет, не от радости — от счастья. Прыгала бы по берегу и визжала на всю бухту. А затем кинулась бы в воду — обнимать…
Ула чувствовала себя обессиленной и отупевшей настолько, что ей не хотелось даже плакать. Она лежала и вспоминала, как прилетела на Марину. Как в первый же день встретила троих, более или менее антропоморфных, экзотических, красивых и привлекательных мужчин.
Лемур, маур и русал.
Трое мужчин, три основные, бросающиеся в глаза черты характера. Её оттолкнуло в них то, что она позже запросто и охотно простила Уэно. Чрезмерная грусть, чрезмерная пошлость, чрезмерная загадочность. В нём ничто не казалось ей чрезмерным, всё было естественно и не раздражало. Ну, почти. А теперь…
А слёз всё равно почему-то не было.
За дверью спорили.
— Плохо, что в двери «глазка» нет. Что она там делает?
— Мне и сквозь щель всё видно. Она просто лежит. Не спит, не плачет.
— Это плохо. Лучше бы она ревела. Выплакала бы горе, утопила его в слезах и постепенно успокоилась. Она сильная.