Скрюченная рука, слишком костистая, чтобы быть нежной, опустилась ей сзади на шею. Это было хоть какое-то узнавание. Она продолжала плакать, а скрюченные пальцы, которые тщетно пытались расправиться, смогли наконец погладить ее по голове почти нежно.
— Бренвен? — Голос был хриплым, но в нем можно было узнать голос Гарри Рейвенскрофта.
Она подняла лицо, чтобы посмотреть на эти странные, без зрачков, серебряные глаза, которые смотрели вниз, на нее. А его лицо не было маской смерти, как она ожидала. Действительно, между костью и кожей почти ничего не было, но лицо Гарри светилось внутренним светом.
— Ты видишь меня? — спросила она.
Гарри попытался улыбнуться. На его высохшем лице эта улыбка показалась гротескной. Никогда она не любила его сильнее.
— Я… вижу, — прохрипел он. — Не очень хорошо, но достаточно.
— Не пытайся говорить, не надо тратить силы. Я приехала, чтобы побыть рядом с тобой. Я собираюсь жить прямо здесь, в доме. А сейчас давай я просто посижу рядом с тобой.
Гарри вздохнул. Этот звук был похож на шум ветра, несущего сухие листья. Бренвен свернулась в ногах у Гарри, опершись спиной на ножки кресла, а щекой прислонившись к сухому, костистому бедру Гарри. Она смотрела, как танцует огонь, вылизывая жизнь из дров, лежащих в камине. Она была благодарна огню за тепло, и, без сомнения, Гарри тоже. Она долго просидела рядом с ним, зная, что он поглощает ее силу так же, как огонь набирался сил от бревна, которое когда-то было живым деревом. Она с радостью отдавала свою силу своему старому другу.
— Ты видела его, Эллен? — спросила Бренвен по телефону.
— Да, один раз, очень коротко. Мне позвонила миссис Бичер, и я приехала к ним. Я была в шоке. Он сказал, что ему не нужен врач, и я ничего не могла поделать. Бичеры не знают, где он был и что с ним случилось. А ты, Бренвен?
Бренвен сделала глубокий вдох. Она знала, что сейчас ей придется рискнуть.
— Гарри был с людьми, которые называют себя Когносченти.
— Как-как?
— Когносченти, что значит «знающие». Можешь спросить у своего мужа, слыхал ли он когда-нибудь о них. Я уверена, что эти Когносченти были замешаны в смерти Джейсона, а теперь они почти убили Гарри. Я собираюсь выследить их, даже если это станет моим последним делом!
— Бренвен, нет! Это похоже на какое-то тайное общество и может быть очень опасно. Кем бы они ни были, если они действительно сделали все то, о чем ты сейчас говорила, ты можешь оказаться в ужасной опасности. Я уже говорила тебе, что, кто бы ни велел прикрыть дело Джейсона, это был очень, очень влиятельный человек. Оставь его в покое!
— Я уже оставила их в покое раньше, и теперь посмотри, что произошло с Гарри. Я журналист, Эллен. Я знаю, как проводить расследования, и я клянусь тебе, что собираюсь выследить этих людей. Меня не беспокоит, что это может оказаться опасным. Где бы мы сейчас были, если бы никто не подвергал себя опасности?
— Я не собираюсь помогать тебе, потому что не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Бренвен не обратила внимания на ее слова.
— Послушай, Эллен, я говорю серьезно. Я собираюсь разоблачить Когносченти на уровне национального телевидения. Позови, пожалуйста, к телефону Джима, а пока ты будешь идти за ним, спроси у него, знает ли он что-нибудь о психофеномене, которого зовут Орсон.
— Бренвен Фарадей, я не собираюсь абсолютно ничего спрашивать у Джима. Я не, повторяю, не собираюсь помогать тебе. Прекрати всю эту чепуху, слышишь?
Да, Бренвен слышала. Она знала этот тон Эллен, знала, что продолжать настаивать было бы бессмысленно.
— Как хочешь, Эллен. Я должна снова идти к Гарри. — Она была горько разочарована.
— Подожди, Бренвен. Мне нужно приехать?
— Пока нет. Ему становится лучше, но я не думаю, что он станет таким, каким был. Ты просто не теряй связи со мной, о’кей?
— О’кей, — с сомнением в голосе сказала Эллен.
Каждый день Бренвен чуть шире приоткрывала занавеси в библиотеке, чтобы впустить в комнату больше солнца, но Гарри шарахался от света. Он жил — возможно, более правильным было бы сказать, существовал — в мире теней, который, казалось, находился где-то посредине между этим миром и следующим. Он никогда не казался совершенно проснувшимся, но никогда и не засыпал полностью. Еда и питье не интересовали его. Иногда он немного разговаривал. Бренвен судила о том, что ему становилось лучше, по тому, как постоянно креп его голос. Он мало-помалу набирался сил.