Я насчитал пять штук таких туманно-фонарных книг. Одна называлась «Джек Потрошитель: Тайная История». Полистав тайную историю, я обнаружил ряд красочных иллюстраций с астрологическими символами, мистическими рунами из заунывных древних трактатов и прочими масонскими аксессуарами. У меня зарябило в глазах и я аккуратно поставил мракобесный труд обратно. На обложке следующей книги значилось «Воспоминания Джека Потрошителя: Кто Автор Таинственных Записок?». Меня больше интересовало, кто был автор таинственных преступлений. Эту книгу я тоже вернул на полку. Третья книга мне сразу понравилась. «Джек Потрошитель. Факты и Документы». То что мне и надо. Документы и факты. И, надеюсь, никаких магических ритуалов и мировых заговоров. Я пролистал книжку и тут же натолкнулся на знакомые мне с Академии старинные фотографии: трупы женщин испещрённые грубыми швами. На теле Арлингтона были точно такие же узоры, нанесённые безымянным художником, чью холодную, отстранённую жестокость цинично акцентировали грубые, чёрные нитки наскоро сшитых ран.
Я заплатил за книгу и двинулся обратно, к международному терминалу. На Пателя и его предстоящий отчёт я мог положиться полностью. Но я обещал коллегам самообразоваться на тему Джека Потрошителя. И не то, чтобы нехотя… Для меня этот экскурс в криминальное прошлое был не просто рабочим заданием. На каком-то подсознательном уровне меня всегда завораживала эта Уайтчапельская история. Почти всю свою сознательную жизнь я прожил в Уоппинге, в одном из районов Докландс — зоны бывших корабельных доков и складов колониальных товаров, прибыльно перестроенных в жилые кварталы в 1980-х годах. До сих пор на стенах и крышах некоторых домов в Докландс сохранились старинные подъёмные краны с массивными цепями, откидные карнизы для грузов и викторианские таблички с экзотическими названиями: Табачный Док, Спиртовая Набережная, Залив Корицы, Уксусная Улица… Докландс простираются на несколько миль к востоку от Тауэрского Моста. Северная же часть Докландс — упирается в Ист-Энд.
Буквально в десяти минутах ходьбы от Уоппинга начинается Лондон Джека Потрошителя: мрачные дома из тёмно-серого кирпича, заброшенные склады, узкие улочки с мощёными мостовыми, фонари — когда-то масляные, затем газовые, теперь электрические… Бессчётное количество раз я бродил по этим переулкам и проходным дворам. Иногда натыкался на небольшие группы туристов, которых вечерами водили по «местам кровавых преступлений Потрошителя» знатоки Ист-Энда. Сталкиваясь с очередной такой группой, я всегда думал, что неплохо было бы почитать что-нибудь на эту малоисторическую, но захватывающую тему. Захватывающую своей неразгаданностью, своей бытовой повседневностью и леденящей, как чёрно-белые кадры старой военной кинохроники, неотвратимостью. Крушение викторианской Англии, начавшееся в дни Джека Потрошителя, завершалось здесь, к востоку от Тауэра. И завершалось только сейчас. Я видел, как постепенно исчезает Ист-Энд: старые дома идут на слом, переименовываются улицы, вместо опустевших мастерских ремесленников и магазинчиков мелкой торговли возникают наглые и тупые стеклянные монстры современных оффисов или безликие, муниципальные жилые блоки. Пока всё это не кануло в лету беспамятства, пока пританцовывающий, пахнущий дорогим одеколоном и прячущий солдатскую униформу под модным костюмом двадцать первый век не подмял под себя этот исчезающий оазис гордой бедности, мне хотелось запечатлеть в памяти последнюю картину викторианского Лондона. Мне хотелось узнать всё, что происходило когда-то на этих улицах, в этих домах, на этих мостовых, едва освещённых тусклыми фонарями. И если Джек Потрошитель был частью этой истории — я хотел узнать и о нём.
Возможно, что это было обычное желание историка, пусть несостоявшегося, наполнить живыми людьми и реальными событиями опустевшие дома, дать названия безымянным переулкам и проходным дворам, и мысленно начертать имена и даты на немых стенах города, навсегда вытесняемого за пределы нашей сиюминутности. Что ж, хоть я и предал свою мечту заниматься историей и возвращать прошлое памяти человеческой, никто не мешал мне обратиться к дешёвому суррогату — клочкам и фрагментам былого, притулившимся на периферии скандальных историй и праздных анекдотов. Не добравшись до подлинной истории Восточного Лондона, остановимся хотя бы на Джеке Потрошителе.