— Значит, откуда-то берутся… — эхом откликнулся я.
«Откуда вы берётесь?» — это был вопрос, обращённый к Джону Такеру. В равной мере, этот вопрос относился и ко мне. Как выяснялось, он также относился к статистически ограниченной выборке индивидуумов на отдельно взятом центральном вокзале крупного европейского города.
— А эти три дамы тоже были проводницы Евростара?
Маршан глянул в зеркальце заднего обзора, чтобы проверить выражение моего лица.
— Вы надо мной издеваетесь, да? Нет, вижу, что не издеваетесь. Окей, тогда. Эти дамы не были проводницами, это точно. Коллега сказал, что они были по-спортивному одеты. Уж не знаю, что он имел в виду. Тренировочные костюмы или неприлично короткие теннисные юбочки… На такие детали ни у него, ни у меня не было времени.
— И что же дальше?
— Дальше? А ничего дальше. Как я и сказал. Дамы сели в транспорт и уехали… — Маршан развёл руками.
— Может быть, они повезли пострадавшую… раненую… в больницу?
— Ребята в Лилле уже передали в центральное подразделение, чтобы те обзванивали все больницы. По идее, и этого не нужно: полиция должна быть в любом случае уведомлена о поступлении пациентов с огнестрельными ранениями. Правила такие.
Почему-то я сомневался в том, что три дамы-невидимки доставят свою не более обозримую подопечную в больницу.
— Проблема ещё в том, Колин, что вы — их единственный свидетель на данный момент. Я имею в виду лилльскую жандармерию. Пока они повесят объвление на вокзале — «все, кто видел произошедшее 20 сентября в 16.00, позвоните по такому-то телефону». В завтрашний выпуск газет, конечно, попадёт. Но… пока народ откликнется, пока возьмут показания… А преступления, как такового, всё равно нет… Толстый этот пассажир, например. Как они его привяжут к видео, если по их словам он очень ловко прятал лицо от камер. Если пострадавшую не найдут в живом или мёртвом виде, то всё, что у ребят есть — это подозрения. Неизвестно кого — неизвестно в чём. Гильзы и кровь — к кому мы их будем пристёгивать?
Совесть забурлила где-то в районе живота (а может это Евростаровский обед бунтовал в моей пищеварительной системе), но я решил упорствовать в своём героическом молчании. Меня даже немного началот мутить.
— Так что, будем надеяться, Лилльская полиция задержит преступника в ближайшее время.
— Будем, — скорбно солгал я.
— Тем временем, вернёмся к нашим мелочам. Я предупредил Калебо, что мы появимся у него примерно в шесть. Его охраняют. Кстати, со мной снова связывались серьёзные люди. Они возлагают большие надежды на вашу встречу с Калебо. И ваше сотрудничество с нами.
— Николя, а вы можете мне теперь, раз уж я здесь, наконец объяснить, о каких таких очень важных людях вы постоянно столь загадочно говорите.
Маршан снова повернулся ко мне, сделал лицо квадратным и шёпотом персонажа из малобюджетного фильма ужасов изрёк:
— Национальная безопасность!
Будучи воспитанном в стране, где шпионаж был уделом аристократических бон-виванов и плейбоев, экипированных новейшей разведывательно-кухонной техникой, я не имел никакого пиетета к секретным службам.
— Всего-то. Я уж думал орден Сиона, не меньше.
— Знаете что, Колин, — возмутился Маршан, — Это у вас там, через пролив, все знают, где находится здание МИ-5, всем известно в каком пабе пьют пиво секретные агенты, а женщины почему-то руководят разведкой. У нас эти службы всё ещё окружены ареолом таинственности. Заслуженно!
— Это сближает… И каков интерес этих служб к Калебо?
— Колин, я вам уже говорил, что Калебо не просто профессор заумных наук. Он награждён орденами за помощь соответствующим государственным учреждениям в расшифровке определённой информации. И не только французским государственным учреждениям, кстати. Так что, мсье Калебо много знает и высоко ценится в тех самых кругах. А в нашем деле не стоит забывать, что Министры Внутренних Дел — назначаются и снимаются, Президенты избираются и уходят в отставку. Во Франции, обычно, — со скандалом. А те самые круги — они остаются.
Я не знал, как реагировать на эту тираду. Будучи британцем, а значит человеком, который по определению не уважает власть предержащих и считает, что государство хоть и начинается за порогом его дома, но зиждется прежде всего на его собственной ответственности перед человечеством, я мог только сардонически хмыкнуть в ответ.
В этот момент раздалась пленительная мелодия из «Ромео и Джульетты» Пресгурвика — суперхитового мюзикла двухлетней давности. Пожалуй надо и мне какую-нибудь приятную мелодию установить на мобильном, а то трещит безобразнейшим образом. Маршан углубился в служебный разговор по телефону — кто-то из его подчинённых должен был давать показания в суде и Маршан принялся занудно его инструктировать. Я с облегчением уткнулся в окно.