Странным было и то, что в квартиру Калебо поклонник Джека Потрошителя проник, не привлекая внимания дежурных полицейских у входа в подъезд и жандарма, находившегося на лестничной клетке. Как ему это удалось? Тем же чудесным способом, что и проникновение в дом букиниста Арлингтона — без поднятия тревоги, без воя сигнализации? Или же он давно уже прятался в подъезде или даже у кого-то из жильцов? Ещё до прибытия полиции? Это значит — чуть ли не с самого утра. Покончив с Калебо, он какое-то время околачивался в его апартаментах. Только при выходе из квартиры Калебо он натолкнулся на несчастного полицейского. Более того, учитывая свежесть раны на горле полицейского и то, что из подъезда кроме тошнотворной девчонки никто не выходил, Потрошитель мог всё ещё находиться в подъезде. Этажом выше или в одной из квартир.
Эта мысль обожгла меня и вытолкнула из квартиры на лестницу. Перед телом полицейского, чуть ли не плавающим в крови, залившей уже весь пролёт, склонился его коллега — один из двух жандармов, которых мы встретили на улице. Он просто сидел на корточках и разглядывал рваную рану на шее поверженного полицейского. Я остановился в дюйме от кровавой лужи.
— Преступник. Он может быть ещё здесь. Этажами выше. Или на чердаке. Или в одной из квартир… — французский из меня вырывался каким-то отдельными фразами. С нарушением всех правил грамматики.
Полицейский обернулся в мою сторону. Лицо его было землисто-серым.
— В этом доме нет чердака, — тихо сказал он. — Мансарды. Морис побежал на верхние этажи. Сейчас прибудет наряд из соседнего отделения и проверит все квартиры. Уже запросили ордер у прокурора. На обыски.
— А мсье Маршан?
Полицейский неопределённо покрутил рукой.
— Выбежал на улицу. Вопил как безумный. Спрашивал про Натали. Что это с ним?
Я пожал плечами.
— Он умер. — вдруг сказал дежурный полицейский. — Потеря крови.
— Он умер гораздо раньше. От удушья. У него перерезаны трахеи. — сообщил я и тут же пожалел об этом. Полицейский смотрел на меня с плохо скрываемым раздражением.
— Мы вместе работаем. В одном участке. — сказал он и отвернулся.
— А кто такая эта Натали?
— Просто девочка. Живёт этажом ниже. Мама у неё симпатичная. Блондинка.
— Семье погибшего сообщили?
— У него нет семьи. Точнее есть, но не в том смысле. У него есть мужчина. Партнёр. Дежурный по участку с ним свяжется. — по тону полицейского было ясно, что беседа со мной ему исключительно претит.
В этот момент в рации у него что-то заскрежетало и он погрузился в разговор с диспетчером. Кто-то лающим голосом под аккомпанемент воя сирен запрашивал информацию о произошедшем.
Мне было явно нечего здесь делать. Никакой информации от Калебо я не получил. Поездка в Париж обернулась двумя трупами. Меньше недели прошло со времени убийства Сайида Рахмана, а количество трупов возросло до шести, если предположить, что найденные в Темзе подросток и старуха относятся к этому мистическому делу. Поэтому я решил, что мне пора вернуться в Лондон. В любом случае, мне неплохо было бы выйти на свежий воздух и выпить кофе. Ещё лучше пива. И покурить я бы не отказался, хотя уже десять лет не курил.
Я вспомнил, что забыл портфель в квартире Калебо: «Придётся за ним вернуться. Маршан не обрадуется, что я мотался туда-сюда по месту преступления, роняя волосы и ворс с костюма. Больше возни криминалистам».
Я вернулся в квартиру Калебо. И это было моей ошибкой. Точнее не само возвращение, а то, что перед тем, как забрать портфель, я решил подойти к столу Калебо и посмотреть, над чем он работал перед смертью. Вдруг писал письмо кому-нибудь. В манере Арлингтона. Этакая смертельная цепочка: прочти и напиши другому.
Всё было гораздо хуже. Перед Калебо лежала раскрытая кожаная папка. Рядом с ней — обычная шариковая ручка. На левой внутренней стороне папки располагались страницы распечатки какой-то научной работы, которую Калебо по всей видимости редактировал. Моего французского хватило на то, чтобы понять, что речь шла о происхождении какого-то редкого полинезийского языка. На правой стороне папки лежал отдельный лист бумаги, на котором Калебо в моменты скуки, размышлений или телефонных разговоров чертил всевозможные каракули. В верхней части листа были нарисованы старинные пистолеты и забавные рожицы. Чуть ниже шли упражнения в каллиграфии. Калебо раз десять написал различными видами старинных шрифтов одно единственное слово — «Пежо». Далее помещались несколько непонятных загогулин, а под ними строчка из английской песенки с одной орфографической ошибкой. Точнее опиской. «Старый МакДОнальд владел ферфой». Не только буква «Д», но и последовавшая за ней «О» были заглавными. Вместо «farm» было написано «farf». Или я окончательно поддался прелестям паранойи, или сочетание «ДО» и «рф» должно было привлечь моё внимание.