Крис задумчиво нахмурил брови.
— Нет, — вмешалась Терри. — Никто не предлагает тебе ничего решать. Я не позволю ни тебе, ни твоему отцу отвечать за то, что натворили Рики и моя мать.
Карло смерил ее недоверчивым взглядом и угрюмо промолвил:
— Спасибо и на этом. Все очень просто — я по уши в дерьме, и мне придется выбираться самому. Только не думайте, что я буду делать вид, будто ничего не произошло. Это к вам обоим относится.
Когда Терри вернулась наконец домой, было уже пять. Елена спала; соседка Нэнси дремала на диване.
Тереза машинально извинилась, и та ушла. Мысли у Терри путались; пребывая точно в трансе, она пошла в ванную и долго-долго стояла под душем. К счастью, Елена за все время ее отсутствия ни разу не проснулась и даже не догадывалась, что матери не было дома.
За завтраком Тереза осторожно спросила:
— Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой вчера вечером?
Девочка печально уткнулась носом в тарелку с кукурузными хлопьями, не решаясь поднять на мать глаза.
Терри взяла ее за руку.
— Елена, я рада, что ты мне все рассказала. Я знаю, что тебе это было нелегко.
Дочь медленно подняла взгляд.
— Мамочка, это нехорошо?
Терри с грустью подумала, что Елена и сама, должно быть, догадывалась об этом.
— Нехорошо поступал твой папа, — наконец ответила она. — Очень нехорошо. Родители не должны так поступать со своими детьми. Ты не должна винить себя — ты просто хотела угодить ему.
Девочка снова потупилась. В то утро они больше не говорили об этом.
Терри решила, что должна вести себя с Еленой как ни в чем ни бывало; она была слишком измучена и полагалась исключительно на собственную интуицию. Так, проводив Елену в школу, она почувствовала, что должна еще раз встретиться с матерью. Только позже, по дороге, Тереза вспомнила про дневник, который спрятала в машине.
Роза еще не забирала утреннюю почту. На коврике под входной дверью лежала газета; в глаза Терри бросился заголовок: «ПАЖЕ ПРИЗНАН НЕВИНОВНЫМ». Когда мать открыла ей дверь, она увидела, что та, как всегда, опрятно одета, а на лицо тщательно наложен макияж. Только синие круги под глазами напоминали о бессонной ночи. Роза увидела в руках дочери дневник и испытующе посмотрела ей в глаза.
— Могу я войти? — спросила Терри.
Роза, не говоря ни слова, впустила ее в дом и жестом пригласила садиться. Она была холодна и нарочито церемонна.
Они сели по разные стороны дивана, как сидели прошлой ночью. Тереза с грустью отметила, как меняется восприятие происходящего при дневном свете; то, что ночью могло бы показаться сном, сейчас оборачивалось чудовищной реальностью.
Она молча протянула дневник матери.
Ей показалось, что Роза вздрогнула и, не открывая, положила его на колени.
— Ты прочитала? — спросила она.
— Да, — вполголоса произнесла Терри. — Крис говорит — можешь считать это подарком от него.
Роза сцепила ладони. Тереза почувствовала, что мать глубоко уязвлена ее словами.
— Выходит, его взял Рикардо, — сухо изрекла она.
— Да, — подтвердила Терри. — Он изготовил дубликаты с моих ключей и, вероятно, решил обшарить твой дом в надежде найти какие-нибудь документы, компрометирующие меня. Вместо этого он нашел этот дневник. — Терри помолчала. — Пистолет, видно, не попался ему на глаза.
Роза равнодушно пожала плечами.
— Возможно, он просто не придал этому значения.
Терри хотела что-то сказать, но осеклась: она вдруг поняла, сколько убийственной иронии кроется в последней фразе матери.
Роза опустила взгляд на дневник.
— Я обнаружила, что он исчез лишь после того вечера. Я была уверена, что это ты взяла его, только все никак не решалась спросить тебя.
«Она и в этом верна себе», — с горечью подумала Тереза и промолвила:
— Ты думаешь, мне нечего об этом сказать?
Роза медленно подняла взгляд.
— Ты что-нибудь помнишь?
— Все. — Терри не сводила с нее глаз. — Скажи, что ты держала в руке?
— Гаечный ключ, — вполголоса ответила Роза. — Это был его гаечный ключ. Я захватила его на всякий случай.
Терри почувствовала тошноту.
— Мама, мы убили его.
— Это я убила его, Тереза. Ты же просто защищала меня, а потом старалась защититься сама. Насколько ребенок в состоянии это сделать.
Тереза вдруг подумала, что до сих пор Роза ни словом не обмолвилась о своем будущем.
— Как видишь, — продолжала говорить та, — Рикардо был мне не в новинку. Я уже давным-давно поняла, что способна убить человека. Потому что, когда Рамон лежал там, на крыльце, в собственной рвоте и крови и протягивал ко мне руку, я поняла, что, если мы хотим быть свободными, он должен умереть.