— Добро ли, пан? Смотри у меня! Я могу и вернуться проверить. Открой!
В ларце даже в темноте можно было заметить грудку монет. Демид торопливо выгреб их, переложил в карман. Посмотрел на ляха, проговорил тихо:
— Где кони, пан? Мне нужно самые лучшие. Жизнь ты уже заработал, теперь трудись за избавление от пыток.
— Понимаю, понимаю, пан! Они в конюшне, за сараем! Прошу вас!..
— За сараем, где дрыхнут твои охранники?
— Так, пан, так! Вы легко найдёте!
— Пошли со мной, пан.
— За-зачем, пан? — в голосе хозяина явно слышался ужас.
— Чтоб шум не поднял, пан. И помочь надо. Пошли, пошли!
Пан Ковалик осторожно ступал в темноте, стараясь не зацепить чего. В сенях Карпо сторожил слугу, довольно молодого, шустрого человека с кляпом во рту и со связанными руками.
— Мы в конюшню. Топайте за нами, — проговорил Демид, подтолкнул кинжалом пана. Тот заторопился и едва не упал, споткнувшись о низкий порог в проёме двери во двор.
В конюшие стояло несколько коней. Зажгли фонарь. Пан со слугой торопливо седлали двух коней, набивали торбы овсом. Демид вспомнил о харче, подумал, но всё же спросил пана:
— Где твои запасы жратвы, пан? Нам нужно немного.
— Прошка, бегом принеси панам еды! — тут же приказал лях.
— Погоди! Карпо, иди с ним, да рот заткни, и руки спутай на всяк случай.
Демид с паном, тихо понукая коней, вывели их и медленно повели к речке. Ждать Карпо оказалось недолго. Он появился с мешком за плечами и молча стал приторачивать его к седлу. Пан Ковальчик сильно волновался, вертел головой, порывался что-то спросить. Но не решался. А Демид молвил тихо, баз надрыва:
— Молодец пан! Ты всего заслужил, но не обижай селян. Вернусь ещё. А теперь тебя придётся… — он намеренно замолчал, потешаясь над страхом человека, ожидающего самого худшего. — Не трясись, пан. Просто привяжем тебя к мостику, и подождёшь, пока мы не отъедем подальше. Ты понял, пан?
Тот с готовностью закивал головой, ретиво подал руки и подошёл к поручням мостика. Демид не очень туго прикрутил пана верёвкой, осмотрелся по сторонам, хлопнул пана по спине, кивнул ему озорно, вскочил в седло и тронул коня каблуками.
— Ивасик! — позвал тихо Демид. — Ивасик! Мы приехали! Выходь встречать!
Юноша появился из кустарника, подошёл осторожно, остановился в нерешительности. — Видал? Выбирай одного из двух! Другой пойдёт под вьюками.
— Ого, дядя! Неужто можно?
— Поспеши, хлопчик! Нечего нам тут базикать. Садись-ка побыстрее! — в голосе Демида прозвучал металл.
Ивась быстро взобрался в седло, оглянулся на казаков. Те без слов пустили коней крупной рысью, Ивась за ними.
Проскакали до рассвета, укрылись в яру с ручьём на дне, расседлали коней.
— Отдохнём малость тут. — Демид устало растянулся на траве, даже не подложив под себя попону. — Часа три-четыре у нас имеются. Спать, казаки!
Поздним утром Демид проснулся, огляделся, прислушиваясь.
— А ну поднимайтесь, казачки! Время требует!
Все нехотя поднялись, а Карпо молвил, бросив взгляд хмурых глаз на парня, спешащего приготовить коней;
— Хлопец, там в мешке для тебя тряпки имеются. Оденься, а то на казака ты не походишь. И поспеши. Трогать пора.
Демид с одобрением посмотрел на друга, промолчал, на ходу жуя кусок мяса, что оказался в мешке Карпо.
— Дожуём в седле, — бросил Демид, оглядел яр. — Поехали.
Обходя деревни и хутора, казаки спешили на юг. Разговоры не клеились, а Ивась просто стеснялся пускаться в расспросы. Он и так ещё не пережил всё то, что произошло с ним за последнее время. Но мысли о доме, о матери постоянно витали в голове. Он вздыхал, но должен был признаться, что встреча с казаками была даром божьим, ниспосланным ему небесами. Он за этот день не раз воздевал взор к небу, шепча благодарственные молитвы.
Иногда слёзы сами собой наворачивались на глаза, мешали смотреть, и тогда парень отставал или отворачивался, смахивал их, злился на себя, однако ничего не мог поделать.
На нём была белая сорочка довольно тонкого полотна, лёгкий кафтан малинового цвета, штаны немного узковатые, как казалось ему, но почти новые, красивого тёмно-зелёного цвета. И сапоги, немного великоватые, но зато тоже почти новые. И шпоры, блестевшие начищенной бронзой. На голове красовалась шапка с пером, нечто вроде высокого берета, но с крохотными полями. Она смущала, он порывался выбросить её, но не решался, боялся гнева казаков.
Ивась отчаянно потел, но снять кафтан боялся. Ему было приятно красоваться в нём, и он терпел, пока Карпо не бросил ему хмуро: