— Поехали, Карпо, — молвил Демид и тяжело взобрался в седло. — Устал я что-то сегодня.
— Чего ты хотел, — оживился Карпо. — Последнее время было много дурных дней, а особливо ночей. На сеновал бы щас!
Демид не ответил, толкнул коня пятками и направился к чернеющим хозяйственным постройкам на околице.
— Хорониться не будем, Карпо, — молвил Демид. — Как вчерашней ночью поступим. Кони не заморены, легко укроемся до утра где-нибудь в буераке.
В ближайшей хате подняли мужика. Тот в страхе топтался у плетня.
— Войт, Панове? Это с четверть версты будет, — мужик махнул рукой в направлении речки. — Хата большая, с флигельком. Там остановился пан, его знакомец.
— Он один? — спросил Карпо, наклонившись с седла.
— Со слугой, пан казак.
— Едут в тарантасе или верхами?
— В тарантасе, паны, в тарантасе. Пара сытых коней, паны казаки!
— Бывай, хозяин, — поднял ладонь Демид и тронул коня каблуком.
Усадьбу войта нашли легко. Лай собак сопровождал их, пока они двигались по извилистой улице селища. Дощатые ворота загрохотали под ударами сабель. Собаки бросались к щелям, злобно грызя створки ворот.
Послышался недовольный голос:
— Кого это Бог или чёрт прислал в такую пору? Пошли вон, проклятые! — это на собак. — От кого посланцы?
— Открывай быстро, быдло неумытое! Я сотник Белопольский!
За воротами торопливо завозились. Ворота приоткрылись, Карпо сильно толкнул створку.
— У тебя остановился пан Скажинский, быдло? — Демид не ослабевал нажима.
— Н-нет, пан сотник! — залепетал войт. — Здесь только пан Пакула, господин сотник!
— Это он для тебя Пакула, а для нас Скажинский — враг Речи Посполитой! Где он? Немедленно!
— Прошу пана во флигель. Он там остановился, пан сотник! Прошу…
— Гарбуз, — это он на Карпо, — займись этим быдлом. Я к Скажинекому, — и Демид размашисто зашагал в указанном направлении в глубину двора.
Он не обращал внимания на боязливые глаза, выглядывающие из-за дверей и окон. Вскочил лихо на ступеньку флигелька, ударом ноги открыл дверь. В нос ударил спёртый запах перегара, немытой посуды и пота. В темноте ничего не было видно, но в углу что-то завозилось. Потом сонный голос пробормотал невнятно, но требовательно что-то, что не расслышал Демид.
Казак разглядел светлое пятно постели, шагнул туда, нащупал голову ляха, встряхнул его, бросив зло:
— А ну, пан Пакула, встать молча и выкладывай всё, что имеешь! — в доказательство серьёзности слов, приставил холодный клинок сабли к животу сразу проснувшегося и протрезвевшего пана Пакулы.
— Что, что… что такое…пан?..
— Злоты выкладывай, говорю, панский прихвостень! С тобой говорит сама твоя смерть! Быстро! — конец сабли ткнул пана в грудь, прорвав кожу.
— Сейчас, сейчас, пан…
— Сотник гетмана реестрового казачества пана Косинского!
— Да, да! Пана Косинского, понимаю! Сейчас, только лучину зажгу!
Демид помог с лучиной, пан Пакула трясущимися руками достал ящичек и, поглядывая на Демида, пошарил в нём.
— Вот, пан сотник! Больше нет ничего, — пан Пакула повернул ящичек открытой крышкой к свету лучины.
— Отлично, пан Пакула, — произнёс Демид, — Сколько здесь?
— Не помню, пан сотник! Но это всю, клянусь Маткой Бозкой, ясновельможный пан сотник! Вот ещё перстенёк возьмите, прошу, — и лях судорожными движениями стал с трудом выкручивать с пальца кольцо. — Вот! Только не губите, ясновельможный пан сотник! Детки у меня…
Почему-то эти слова о детях сильно разъярили Демида. Кровь хлынула в лицо, сердце в груди заколотилось. Рука сама поднялась и коротким ударом опустила саблю на шею ляха.
Визгливый вскрик, рука, прижатая к хлещущей кровью шее, а Демид шипяще, с присвистом, молвил:
— А о наших детках кто-нибудь из вас хоть раз вспомнил, паскуда?
Он не стал смотреть, как быстро бледнеющее лицо пана Пакулы посерело, силы покидали его от потери крови, и он грузно рухнул на пол, хватая ртом последние струи свежего ночного воздуха, струящиеся из открытой двери.
— Гарбуз! Ты готов? Поехали! — закричал глухо Демид, увидев, как Карпо осторожно спускается с низкого крыльца.
В доме голосили, собаки захлёбывались лаем. В соседних хатах чувствовалась затаённая возня, но ни одно окно не открылось, лишь собаки провожали одиноких всадников бешеным лаем.
— Чёрт! — выругался Карпо в усы. — Пришлось повозиться с этим лайдаком!
— Заткнись! — только и смог выговорить Демид.