Я стою в точно ориентированной по сторонам света пирамиде высотой в 8 м. Вокруг меня четыре светло-серых плоскости треугольной формы, которые сходятся над головой в вершину. Бежевое ковровое покрытие плотно покрывает пол, по нему, как цветки, разбросаны фиолетовые подушки. На них молча сидят погруженные в себя мужчины и женщины. Мой взгляд скользит по стенам пирамиды, вниз, к самой широкой части… У основания с каждой стороны проделано по 8 окон, а всего их 32. Мои ноги стоят на изображенной на полу шестиугольной золотой звезде. В каждом углу пирамиды. светится по маленькой стеклянной пирамидке. Приглушенный свет погружает внутреннее пространство в мягкие желтые тона. Широкие, обитые пенопластом створки двери закрываются, затем начинается музыка. Вначале это только нежный неясный шум, далекие подходы к звуку, которые утихают и снова усиливаются, затем, словно бушует землетрясение, вибрация течет от каждой стороны пирамиды, омывает мое сознание, бросает меня в пульсирующую вселенную колебаний. Околдованный, неспособный пошевелиться, я стою на звезде, позволяя «Симфонии нового мира» Дворжака, исполняемой Венским филармоническим оркестром, проникнуть в меня. Как под гипнозом, я замираю, не в силах пошевелиться, когда каскад звуков с блестящим крещендо внезапно обрывается… Наступившая тишина вызывает шок. Мне кажется, будто мой мозг энергично промыли. Тысячи идей и мыслей мечутся по клеткам серого вещества, буквально вскапывают меня изнутри, выдергивают меня прочь из этого мира, куда-то наружу, в усеянное звездами ночное небо…
Раньше мне никогда не было так очевидно, что утверждение о мертвом боге могло зародиться только в ограниченном сознании. Считавшийся умершим бог — повсюду, вокруг меня, в каждой молекуле, каждом атоме моего существа. Несмотря на то, что тело все еще покоится внизу, в центре пирамиды, мое сознание взрывается где-то в ее вершине. Я чувствую себя составной частью вселенной, молнией, которая летит со скоростью света во всех направлениях. У меня нет глаз, и тем не менее я ощущаю молочный свет, которым пирамида меня просвечивает; у меня нет ушей, но каждым волокном сознания я слышу перетекающие друг в друга мелодии. Это «Стекло» Филиппа Гласса, которое сейчас омывает пирамиду. За долю секунды я понимаю, что не могу знать название этого музыкального произведения, что никогда в жизни не слышал музыки композитора по имени Филипп Гласс. Что происходит? Откуда это ясновидение, которое проникает повсюду и одновременно? Или кто-то бросил мне в питье наркотик? Не стал ли я жертвой некой невидимой силы, которая меня настигла? Я ныряю в собственное тело, дрожу как намокший пудель, выхожу из пирамиды на ватных ногах. Снаружи я встречаю звукоинженера, молодого человека, который устанавливал квадрофоническое устройство в пирамиде ETORA на острове Лансароте. ETORA — это эзотерический центр, куда я был приглашен с несколькими докладами. Рай без комаров и других мучителей.
— Как называется произведение, которое звучит в пирамиде?
— «Стекло» Филиппа Гласса.
— Волшебная акустика! Наверное, все хорошо рассчитано?
Инженер рассмеялся: «Вообще ничего не рассчитано! Я полагаюсь только на слух, а остальное доделывает эффект пирамиды».
История открытия этого эффекта звучит как сказка.
Это случилось однажды на цветущем Лазурном берегу Ниццы. Там был небольшой магазин скобяных изделий, который держал некто Антуан Бови. Но месье Бови был не только торговцем винтиками и заклепками, а еще и изобретателем. К тому же уже в 1930-е гг., когда еще никто не говорил о «новой эре», он руководил эзотерическим кружком.
Мало кого удивляло, что месье Бови наряду с железками и инструментами продавал и специальные магнитные маятники, изобретенные им самим «биометры» и другие необычные приборы. В поездке по Египту, которая привела его и в Великую пирамиду на плато Гизы, Бови сделал странное открытие, которое ускользнуло от внимания остальных туристов. На полу царской камеры лежала мертвая пустынная мышка, и только Господь Бог мог знать, как этот зверек попал в древнее сооружение…
Антуан Бови поддел носком ботинка маленькую мышь, интересуясь, кто из насекомых — жуки или муравьи — нашел дорогу к сухому тельцу. Он внимательно осматривал пол, снова и снова поворачивал мышку, в конце концов наклонился и поднял зверька. Тут его словно поразило молнией: пустынная мышь была очень легкой. Как перышко! Она съежилась, мумифицировалась. Что за странные силы включились в игру? Почему трупик не истлел?