Айнагypa не удивляла дружба мальчика с сантарийской аттаной. Они подходили друг другу. Глядя на них, абеллург невольно вспоминал древние легенды. Эрлин и Гильда… Эрин и Гилла…
Интересно, они уже стали любовниками? Нет, докладывали осведомители, не похоже. Эрин проводит ночи с другими абельминами, а эта худышка… Кажется, она ещё и не созрела для лю6ви. К тому же, большинство сантарийских колдуний предпочитают хранить целомудрие, опасаясь потерять хотя бы частицу своей чудесной силы.
Айнагур не знал, чего он боится больше: колдовской силы Гинты или её близости с Эрином… Вернее, Эрлином, как она его назвала и как его сейчас должны называть все остальные. Айнагура раздражало уже само то, что он её боится. Такого человека, как эта аттана из Ингамарны, хорошо иметь другом и опасно иметь врагом. Айнагур решил, что больше не будет с ней враждовать. Друзьями они никогда не станут. Пожалуй, он попытается сделать её своим союзником.
Глава 2. Избранница бледной богини.
— Амнита, а когда здесь появился этот ваятель?
— Какой? Их тут много.
— Можно подумать, ты не знаешь, о ком я говорю.
Амнита промолчала. Гинта поняла, что подруга сердится, хоть и не подаёт виду. Здесь вообще принято скрывать свои чувства. И своё подлинное отношение к окружающим. Впрочем, Гинта знала, что к ней Амнита относится хорошо. Действительно хорошо. Она не такая, какой хочет казаться. И не так уж трудно пробиться сквозь эту броню.
Они сидели на бортике фонтана, спустив ноги в воду, — холёная белокожая красавица с узким надменным лицом и худенькая смуглая девочка-подросток. Обе недавно искупались и сушили волосы. Амнита неторопливо разбирала длинные волнистые пряди, пропуская их сквозь тонкие пальцы, и откидывала за спину. Высыхая, они сияли при свете ярких ламп, словно белое серебро. Кожа валлонки, казалось, тоже излучала cвет. На бледных щеках дрожали серебристо-лиловые тени от длинных ресниц.
Кто-то прошёл по коридору. Гинта вздрогнула и оглянулась на полуоткрытую дверь купальни.
— Стражники, — спокойно сказала Амнита. — Они тут везде ходят.
— Мне доводилось встречаться с великанами, — поёжилась Гинта. — Теперь мне даже их вид неприятен.
— Эти совершенно безобидны. Они тупые и делают только то, что им
скажут. Не обращай внимания. Это всё равно что ходячие статуи.
— Ходячие статуи — это едва ли не самое страшное из всего, что
я видела в своей жизни.
— Да, я слышала об этих живых изваяниях из пустыни, которых ты взрывала при помощи молнии.
— Здесь почти никто этому но верит.
— Ну и что? И здесь, и везде люди верят тому, чему им хочется верить.
— Не всегда. Есть вещи, в которые не хотелось бы верить, однако приходится. И верить, и думать о том, как предотвратить беду.
— Опять она про какую-то беду… Просто беда с тобой. Нельзя же с таких лет жить исключительно мировыми проблемами.
— А тебе никогда не приходило в голову, что наш мир может погибнуть?
— Каждое мгновение во вселенной возникает и гибнет множество миров. Почему ты считаешь, что наш — исключение?
— Наш мир ещё молод.
— Молодость — ненадежная защита от смерти. Но ведь ты же веришь в бессмертие души.
— Как ни странно, людей никогда не утешала эта вера, — тихо сказала Гинта.
Некоторое время обе молчали, глядя на усеянную разноцветными бликами воду.
— Вспоминаешь Сагарана? — спросила Амнита. — У меня никогда не было сильных привязанностей. Наверное, я просто не умею любить.
— Ты просто себя в этом убедила. Ты не хочешь любить. По-моему, ты этого боишься.
— Боюсь? — засмеялась валлонка. — Забавно.
— Вовсе нет. Тот, кого любишь, имеет над тобой власть. Ты хочешь быть свободной, а это невозможно.
— Я знаю. Наверное, полную свободу даёт только смерть.
— Смерть — это преддверие следующей жизни.
— Остаётся надеяться, что она будет не хуже этой, — подавив зевок, промолвила красавица.
— Амнита, а ты бы согласилась спасти Эрсу ценой своей жизни?
— Думаю, да, — без выражение сказала валлонка. — Или не будет только меня, или ни меня, ни Эрсы. Пусть уж хоть она останется.
— А если бы тебя что-то привязывало к этой жизни?
— Любовь, например, — с иронией подсказала Амнита. — А какой смысл
беречь свою жизнь, если всё равно негде будет заниматься любовью?
— А если бы у тебя появилась возможность уйти в другой мир, поселиться на другой ангаме…
— "А если бы, а если…" — шутливо передразнила Амнита. — Такое впечатление, что ты хочешь возложить на меня какую-то высокую миссию.
Я на это не гожусь.
— Да я просто так спрашиваю. А вообще…. Мы не всегда знаем, на что годимся.
— Я гораздо хуже, чем ты думаешь, — усмехнулась Амнита.
Она сидела, опершись на бортик фонтана и поджав одну ногу, светлая я сияющая, окутанная серебряным потоком волос. Она была так совершенна. Так грациозна даже в самой небрежной позе… В ней была безмятежность богини, уверенной в своей неотразимости и давно равнодушной к восторгу окружающих. Только серые глаза казались сумрачными в тени длинных ресниц, да чуть опущенные уголки губ говорили о какой-то глубокой тайной печали.
"Лучше бы ты действительно была такой, какой хочешь казаться", — подумала Гинта.
— До чего мне надоели эти однообразные узоры, — сказала она, глядя на мозаичное дно фонтана.
— А меня утомляет ваша пестрота. Мне кажется, у сантарийских художников слишком буйное воображение.
— Ты считаешь, что раньше, до обвала, Южный павильон был лучше?
— Не знаю… Просто сейчас там как-то непривычно. Странные звери,
чудовища, зверолюди… Всё это слишком отличается от остальных интерьеров дворца.
— Да, слишком мрачно для обители светлого бога, — согласилась Гинта. — А с другой стороны… Такое впечатление, что Диннар как бы вытащил наружу то тёмное, что есть в душах здешних обитателей.
— А может, в его собственной душе?
— Может.
— А вы с ним хорошо сработались, когда оформляли этот павильон.
— Я всего лишь вырастила цветы.
— Какие жуткие цветы, — поморщилась Амнита. — Кажется, они красны
оттого, что насосались крови.
— Иргины действительно хищники, но те, что растут здесь, совершенно безопасны.
— Ну да, ты же у нас известная укротительница разного рода хищников, — не без ехидства заметила валлонка. — Даже этого демона укротила.
— Да вроде бы, он ещё ни на кого здесь не набросился, — в тон ей ответила Гинта. — А если и хочет наброситься, то уж никак не на меня. Кстати, мы с ним начали оформлять северную часть парка. Там, где хаговая роща и гора. Я уже вырастила на ней хагану, а Диннар делает статуи харгала и юного бога. Они будут как бы спускаться с горы…
— Какого бога? — с улыбкой поинтересовалась Амнита.
— Ну как это — какого? Здесь может быть только один бог.
— По-моему, главный абеллург раздражён тем, что в последнее время в Эриндорне появилось слишком много богов. И к тому же сантарийского происхождения.
— Одна мудрая женщина сказала, что разница между людьми и богами
не так уж и велика… Амнита, а что ты думаешь об Эрлине?
— Очень милый мальчик, — пожала плечами валлонка. — Несколько избалован, но в этом нет ничего удивительного. Ему же во всём потакают. Другой на его месте мог бы быть гораздо хуже.
— Кстати, о других… Ты ведь знала ещё двух. Какими были предыдущие боги?
— Я с ними почти не общалась. Даже с тем, который считался моим
супругом.
— А главный абеллург… Он ведь ещё и великий учёный? А чем он занимается?
— Да, похоже, всем. Он ценит знания, но терпеть не может любознательных. Это странный человек. И страшный.
— Это я сразу поняла. Он страшен даже для самого себя, но у меня он вызывает скорее жалость, чем ненависть.
— Даже после всех этих попыток убить тебя?
— После них — особенно. Он неплохо всё придумал там, в городе, но я, если чую опасность, сразу делаю наружный анхакар. А Эрлин… Он давно увлекается техникой?