А в задней комнате проводилось вскрытие давно умершей девочки-подростка.
Взгляд Лукаса задержался на карикатуре, вырезанной из «Ньюйоркера». На ней были изображены два одинаковых тучных скандинавских бизнесмена с усами щеточкой, в консервативных костюмах и шляпах. Они стояли перед письменным столом секретарши, очевидно, где-то на Манхэттене. Девушка говорила в интерком: «Миннеаполис и Сент-Пол готовы к встрече с вами, сэр…»
Он отвернулся от картинки, сел на диван и опустил веки, но не смог держать глаза закрытыми. Он открыл их, посмотрел на стену, после коротких колебаний взял со столика журнал месячной давности, посвященный охоте с луком, прочитал несколько предложений и бросил обратно.
Часы над столом секретарши показывали пятнадцать минут пятого. Нетт сказал, что работа займет всего несколько минут. В половине пятого Дэвенпорт встал и принялся расхаживать по офису, засунув руки в карманы.
Первым вернулся Слоун. Лукас остановился и молча посмотрел на него.
— Ты это предвидел, — сказал детектив.
Лукас почувствовал, что немного расслабился. Они его поймали.
— Глаза?
— Выколоты. Нетт говорит, что использован нож «X-акто»[24] или нечто похожее — я полагаю, скальпель. То, что можно глубоко вонзить.
— Они там что, делают фотографии или что-то еще?..
— Ну… они вырезают глаза, — сказал Слоун, словно Лукас должен был это знать. — А потом помещают в маленькие бутылки с формальдегидом.
— Боже мой…
Глава 30
День начался со споров.
— Я не для того стала психологом, чтобы давать тебе советы о том, как уничтожать разум, — резко сказала Элла Крюгер.
— Меня не интересуют вопросы этического характера. Я сыт по горло этой системой ценностей, — ответил Лукас. — Я хочу знать, что произойдет, мне нужно твое мнение. Если ничего не получится, так и скажи. А если сработает… мы рассказали тебе, что он делает. Ты хочешь, чтобы монстр продолжал рыскать по больнице и убивать детей? И все из-за того, что твоя католическая совесть пребывает в сомнениях?
— Ты только что меня оскорбил, — разгневанно сказала монахиня. — Я не стану это терпеть.
— Ответь на мой вопрос, больше от тебя ничего не требуется.
Они спорили еще пятнадцать минут, пока Элла не сдалась.
— Если ты не ошибаешься, то такие действия могут оказаться эффективными. Но если Беккер так умен, как ты думаешь, и способен ясно мыслить, то ему по силам разгадать твою игру. И тогда ты потерпишь сокрушительное поражение.
— Мы должны надавить на него, — сказал Дэвенпорт. — Нам необходимо взять ситуацию под контроль.
— Я уже высказала свое мнение: у вас может получиться. Нужно ограничиться короткой вспышкой, чтобы Беккер не был уверен в том, что видел. Нельзя позволить ему ощутить… материальность видения. Нельзя послать ему фотографию или что-то похожее. Если у него в руках окажется нечто реальное, он сможет сесть, все осмыслить и сказать себе: «Подожди, это настоящее. Как оно могло перейти из моего воображения в жизнь?» И тогда он атакует. Поэтому ты должен использовать образы, и чем более эфемерные, тем лучше. Тебе нужен блуждающий огонек.
— Блуждающий огонек, — повторил полицейский. — И этого будет достаточно?
— Ты же понимаешь, нет никаких гарантий, когда имеешь дело с человеческим разумом, Лукас. Ты и сам это знаешь после прошедшей зимы.
Они обменялись долгими взглядами, затем Лукас встал и направился к двери.
— Что ты намерен делать? — спросила Элла.
— Я собираюсь его подтолкнуть.
— Господи, мне необходима видеозапись, это невыносимо.
Карли Бэнкрофт сидела на пассажирском сиденье «доджа» Друза и работала с профессиональным набором для макияжа. В машине было душно, а они провели здесь уже немало времени. Запах пота пробивался сквозь аромат ее духов; Лукас не сомневался — от него пахнет не лучше.
— Ты сможешь об этом рассказать, — сказал Дэвенпорт. — Получится превосходная история.
— Я не работаю на проклятые газеты. Мне не нужны слова, меня интересуют картинки, — сказала она.
Лукас запретил ей брать с собой оператора. У нее на плече висел «Никон» с объективом диаметром тридцать пять миллиметров, но Карли твердила, что чувствует себя голой.
— Из этого даже не должно было получиться истории…
— Кончай болтать, пока я занимаюсь твоим ртом.
Лукас чувствовал себя ужасно глупо — он сидел, закинув голову назад, а журналистка работала над его лицом. Лукас повернул зеркало, чтобы посмотреть на себя, пока Карли раскрашивала его щеку, стараясь не задеть губы.