Он снова начал задыхаться, его грудь тяжело опускалась и поднималась.
Сидя в своей машине, любовник Стефани подумал: «Беккер? Неужели это его рук дело?» Он завел двигатель.
«Беккер».
Существо, которое ползло по кухонному полу, только отдаленно походило на человека. Совсем отдаленно: глаза выколоты, мозг поврежден, повсюду кровь, — но оно еще жило, и у него была цель — телефон. Не было убийцы, проникшего в дом, не было любовника, не было времени. Только боль, плитки пола и где-то телефон.
Оно подползло к стене, на которой висел аппарат, и потянулось к нему, тянулось, но не смогло до него достать. Существо на полу умирало, когда приехали парамедики, когда разбилось стекло и в дверь ворвались пожарные.
Та, кого раньше звали Стефани Беккер, услышала слова: «Боже всемогущий» — и покинула этот мир, оставив кровавый отпечаток ладони на стене, в шести дюймах ниже телефонного аппарата «Принцесса».
Глава 2
Дел был нескладным мужчиной высокого роста и непривлекательной внешности. Он положил ноги на сиденье напротив, джинсы задрались, и всему миру предстали высокие ботинки из коричневой кожи с кожаными шнурками на крючках. Ботинки были потрескавшиеся и очень грязные. «Такие увидишь разве что на каком-нибудь батраке», — подумал Лукас.
Он допил остатки диетической колы и оглянулся через плечо на дверь. Ничего.
— Мерзавец опаздывает, — сказал Дел, чье лицо становилось то желтым, то красным в свете неоновой вывески с рекламой пива «Будвайзер».
— Он придет.
Дэвенпорт поймал взгляд бармена и показал на свою банку с колой. Тот кивнул и открыл холодильник. Бармен был толстяком в перепачканном горчицей переднике, повязанном вокруг объемистого живота. Он вперевалку подошел к их столику и принес диетическую колу.
— Один бакс, — проворчал он.
Лукас протянул ему доллар. Бармен внимательно посмотрел на них, хотел о чем-то спросить, но передумал и вернулся за стойку.
Дэвенпорт считал, что они не слишком выделяются среди посетителей бара. Дел был в джинсах, в серой, как тюремная роба, трикотажной рубашке с оторванным воротом, джинсовой куртке и рабочих ботинках. Его голову украшала пестрая лента, сделанная из галстука. Он неделю не брился, а его глаза были холодными, как северные торфяные болота.
Лукас надел кожаную куртку и кашемировый свитер, слаксы цвета хаки и ковбойские сапоги. Растрепанные черные волосы падали на квадратное жесткое лицо, бледное после отступающей зимы. Бледность почти скрывала белый шрам, который шел через всю щеку и бровь. Он становился заметным, когда Лукас сжимал челюсти. Тогда шрам проступал более белой полосой на белом фоне.
Они устроились в кабинке около окна, затянутого серебристой пленкой, — те, кто сидел внутри, видели, что происходит на улице, а прохожие не могли заглянуть в бар. Под окнами стояли вперемежку с батареями цветочные ящики с чем-то вроде наполнителя для кошачьих туалетов, из которого торчали искусственные петунии. Дел жевал «Дентин», новую полоску каждые несколько минут. Закончив одну, он бросал ее в ящик у окна. Через час среди фальшивых цветов красовалась дюжина крошечных розовых шариков, похожих на весенние бутоны.
— Он придет, — повторил Лукас, хотя и не был в этом уверен. — Обязательно.
Вечер четверга, сильный дождь, который то останавливается, то припускает с новой силой. Бар, кажущийся слишком большим для горстки посетителей. Три проститутки, две черные, одна белая, сидят на табуретах у стойки, пьют пиво и смотрят экземпляр «Мирабеллы». Они пришли в блестящих пластиковых плащах разных оттенков губной помады, свернули их, положили на табуреты и сели сверху. Путаны всегда стараются держать свои вещи под рукой.
В дальнем конце стойки в полном одиночестве устроилась белая женщина с вьющимися светлыми волосами, водянистыми зелеными глазами и тонкими губами, которые, кажется, вот-вот начнут дрожать. Она сутулится, словно ждет оплеухи. Еще одна проститутка: вливает в себя джин с тевтонской деловитостью.
Посетители-мужчины не обращают на путан ни малейшего внимания. Два фермера в камуфляжных шляпах, один с футляром для складного ножа на поясе, играют в шаффлборд.[1] Еще двое, похоже живущие где-то неподалеку, разговаривают о чем-то с барменом. Пятый посетитель, старше остальных, сидит в одиночестве перед блюдечком арахиса и наслаждается яростью длиной в жизнь, приправленной стаканом ржаного виски. Он делает глоток, съедает орешек и делится своим возмущением с собственным пальто. В дальнем конце зала около полудюжины мужчин и одна женщина сидят на расшатанных стульях за старыми столами с прожженными во многих местах столешницами, в клубах сигаретного дыма. Они смотрят по кабельному телевидению матч НБА.