— И кто же это? — повторил журналист.
— Доктор Бурде.
— Кажется, я слышал это имя, только не могу вспомнить...
Директор улыбнулся:
— Будь вы французом — вспомнили бы сразу.
Несколько лет назад Бурде держал в страхе весь Париж. Днем это был заботливый врач, а ночью он резал глотки. Убивал из одного удовольствия, причем самым непритязательным образом — своей любимой бритвой. Знаете, эдакий Джек Потрошитель на парижский манер. Он был неуловим, но все же допустил промашку, и полиция взяла след, затем другая промашка — и полиция установила его личность. Около дюжины трупов — этого достаточно, чтобы отправиться на эшафот или в сумасшедший дом. Но этот молодчик обвел всех, он вдруг исчез! Теперь полиция многих стран ищет его и никак не найдет. Случилась еще парочка убийств тем же способом, но эксперты решили, что тут действовал подражатель. Удивительное дело, стоит какому-нибудь убийце добиться известности, как у него тут же появляются подражатели! Поговаривают, что Бурде покончил с собой, но в таком случае — где же тело? Правда, личность эта весьма хитроумная, ему вполне по силам найти такой способ, чтобы труп никогда не был найден. А с другой стороны, вся эта братия, — директор широким жестом обвел всю преступную компанию, — редко когда решается на самоубийство.
Хьюстон поежился:
— Весьма неприятный тип, гляньте, какие у него глазки!
— Еще бы! — воскликнул директор. — Наш маленький шедевр. Чувствуете гипнотическую силу в этих острых зрачках? Доктор лечил своих пациентов при помощи гипноза. Должно быть, и своих жертв он тоже гипнотизировал. Было установлено, что ни один из убитых даже не пытался сопротивляться. При субтильности Бурде жертвы должны были хотя бы попытаться отбиться, но нет.
— Он шевельнулся! — воскликнул Хьюстон.
— Боюсь, что за ночь вам такое померещится еще не раз. Но помните, — директор положил ему руку на плечо, — дверь наверху открыта, если сдадут нервы, вы всегда можете подняться к охране, перекинетесь парой слов, поднимете ваш боевой дух! Жаль, что здесь нельзя прибавить света, но полумрак — постоянный антураж Приюта Убийцы.
3
Оставшись один, Хьюстон покатал кресло взад-вперед, выбирая удобную точку. Просто сидеть и глазеть в пустой угол он посчитал нечестным — ведь героями его репортажа должны были стать именно восковые персоны. В конце концов, он установил кресло так, что вся компания оказалась перед ним, а Бурде — за спиной: у Реймонда не было никакой охоты видеть острые глазки доктора, направленные прямо ему в переносицу. Хьюстон опустился в кресло, подумал: «Ну вот, отсчет начался!»
Тусклый свет падал на фигуры, застывшие в самых разнообразных позах. Особенно угнетающе действовала тишина. Могильная тишина, подумал Реймонд. И воздух тяжел и неподвижен, словно в океанских глубинах. Хьюстон подумал, что надо будет использовать это сравнение в завтрашней статье.
Поерзав, журналист устроился поудобнее и стал вспоминать слова директора: это лишь ивовые каркасы, на которые надели всякие одежды, головы кукол слеплены из воска. Реймонд потянул носом и даже вроде бы ощутил запах воска. Запах был такой умиротворяющий, что Хьюстон совсем успокоился. Но спустя какое-то время появилось чувство легкого беспокойства, оно постепенно нарастало, и Реймонд даже знал его причину. Это все сверлящий взгляд стоявшего сзади доктора Бурде, направленный Реймонду прямо между лопаток. От желания обернуться назад даже заныла шея. «Спокойно! — приказал себе Хьюстон. — Ты начинаешь нервничать, ты не должен оглядываться, если обернешься, значит, ты поддался страху». Но тут же возникла другая мысль: «Нет, для того чтобы посмотреть, нужна храбрость, а ты трусишь... Там стоит обычное чучело, а ты не смеешь даже взглянуть на него». Это препирательство с самим собой кончилось тем, что Хьюстон не просто оглянулся, а, схватившись за подлокотники, с силой развернул кресло и уставился на копию мсье Бурде.
Лампочка висела прямо над головой доктора и хорошо освещала его восковое лицо. Хьюстон вздрогнул. Конечно, это лишь копия чертова маньяка, но она изготовлена столь искусно, что выглядит совсем живой. От этого страшного выражения, слащавого и жестокого, застывшего на неподвижном лице, впору было закричать. Но Реймонд не закричал, долгую секунду он смотрел в острые глаза убийцы и лишь потом отвел взгляд.
— Мертвое чучело с башкой из воска, и больше ничего, — с ненавистью произнес Хьюстон и развернул кресло обратно.
Но это почему-то не успокоило. Более того, оглядев компанию, он обнаружил, что среди них произошли кое-какие изменения. Криппен повернул голову еще дальше влево. Лефруа с Писом сдвинулись ближе, а леди Томпсон обратила свою чарующую улыбку прямо ему. Возможно, это объяснялось тем, что, развернув кресло вновь, Реймонд поставил его немного в другое положение и теперь видел фигуры в несколько ином ракурсе.
— И они еще говорят, что у меня слабое воображение! — со вздохом пробормотал журналист, имея в виду редакторов. Да, прав директор, полное отсутствие воображения пошло бы сейчас только на пользу.
Хьюстон еще раз отвернул кресло, теперь парижский маньяк находился у него с одного бока, остальные убийцы — с другого. Затем достал блокнот и принялся писать: «Могильная тишина. Зловещее молчание восковых убийц. Я — словно на океанском дне, надо мной многокилометровая толща воды. Глаза доктора Бурде — глаза гипнотизера. Если на них не смотришь, эти убийцы начинают дви...»
Он захлопнул блокнот и быстро оглянулся. Какое-то шестое чувство сообщило ему об опасности. Первым в глаза бросился «его благородие» Лефруа, его чванная улыбка словно говорила: «Нет, любезнейший, это не я».
Понятно, не он; разумеется, все дело в нервах. Но стоило Хьюстону отвлечься на леди Томпсон, и Криппен вновь переменил позу. И не только он, другие тоже включились в эту игру. Вон тот неизвестный красавчик — прежде он держал в кармане правую руку, а теперь держит левую!
Реймонд поднялся с кресла. Все, хватит! Он уходит. Боже, он в очередной раз провалил дело!
Но... тут же опустился обратно. Нет, это лишь минутная слабость. Тут дело верное, и он его сделает. Он должен заработать деньги! И этим чучелам он не по зубам! Нервы, нервы, просто расходились нервы!.. Но какая страшная тишина, она и впрямь давит, как многокилометровая толща воды...
Хьюстон опять повернулся вместе с креслом и наткнулся на острый взгляд доктора Бурде. Но это был лишь отвлекающий маневр, Реймонд резко глянул через плечо и чуть было не поймал Криппена на месте преступления: тот собирался подмять руку!
— Слушайте, сволочи, шевельнется кто, зашибу на месте! — прошипел журналист.
И тут же, опомнившись, тяжело помотал головой. Нет, нужно уходить! В конце-то концов, впечатлений на статью он набрался — даже с избытком. А в «Утренних новостях» и знать не будут, что он просидел в подвале лишь полночи. Главное, чтобы репортаж был захватывающим. Но директор музея? Вдруг ему не понравится, что журналист сбежал до срока? Ведь охрана доложит, во сколько ушел ночной посетитель. И тогда — прощай пять фунтов! Нет, уходить нельзя. Как там дома, как Роза? Спит? Или ночь тянется для нее так же мучительно долго, как и для него?
Бедная Роза, сколько ей пришлось вытерпеть? Кто он. Реймонд Хьюстон? Заурядный лондонский журналист, немножко таланта и ни на грош удачи. Однако он живой человек, ходит, дышит, мыслит, а эти уроды, кто они? Да никто! Несколько прутьев, немного воска, два метра тряпья. Изображают из себя убийц, хотят запутать его, не дать написать репортаж, который ему так необходим!
И тут Реймонд увидел, что доктор Бурде переступил на месте раз, переступил другой, слегка присел, выпрямился. Он разминал ноги!
— Ты!.. — выкрикнул Хьюстон, и голос его сорвался.
В ужасе, не в силах даже шевельнуть пальцем, он смотрел, как француз сделал в его сторону один шаг, и другой, и третий...